отправился восвояси в карете Сергея Лаврентьевича, условившись о скорой встрече с князем.
Глава IV
Огонь-Догановский пытался загладить свою вину.
С тех пор когда Резанов пригрел его по выходе из тюрьмы, прошло всего полтора года. Мрачные воспоминания были ещё слишком свежи. И теперь, пока над разгневанным обер-прокурором трудился цирюльник, заканчивая бритьё и охорашивая причёску; пока Николая Петровича одевали, пока закладывали карету – Василий Семёнович использовал всё своё красноречие и щебетал, не умолкая.
Обер-гофмаршал Нарышкин, в дом которого собирался Резанов, держал у себя цыганский табор. Забава для Петербурга необычная: в белокаменной Москве смуглые кочевники были в моде, но на берегах Невы их по старинке звали египтянами и не привечали. Зато шляхтич о цыганах знал немало ещё по родной Польше.
Стараясь развлечь хозяина, Огонь-Догановский очень живо рассказал про тяфи – это когда несколько цыганских семей сообща раскармливают поросёнка в здоровенного борова, а потом режут и собираются на праздничное веселье. Забавный обычай интереса не вызвал: к этнографии Николай Петрович оказался холоден.
Поляк удвоил усилия. Вспомнил о том, как лет тридцать назад польский князь Станислав Радзивилл придумал титул цыганского короля и утвердил в этом звании хитрого то ли поляка, то ли цыгана по имени Ян Марцинкевич. Князь-то желал получить сборщика налогов с цыган, а Марцинкевич решил, что он и вправду король. Стал носить за поясом кнут наподобие дворянской сабли, завёл огромные золотые карманные часы с перезвоном… Но главное – устроил себе настоящий королевский выезд. Сам отправлялся верхом, следом в карете везли его жену-королеву, а впереди пылили брички с певцами, и барабанщик лупил бляхой ремня по медным котелкам, чтобы все кругом знали: цыганский король едет!
Василий Семёнович так потешно представлял в лицах всех участников процессии, что губы Резанова тронула невольная улыбка. Заметив это, Поляк тут же перескочил на следующего цыганского короля.
Якуб Знамеровский уж точно никаким цыганом не был – этот чистокровный поляк давно вёл торговлю лошадьми и знал цыганский язык. Хитрый, как чёрт! Сам предложил себя в сборщики налогов королю Станиславу Августу. А чтобы его признали, для начала уговорился с крупным табором за немалые ловэ – так цыгане деньги называют, и остальные подчинились.
При дворе Знамеровский понравился: красавец, буйная смоляная шевелюра, усищи чёрные по плечам лежат… Получил он ещё одну привилегию – цыганские споры судить. Суд оказался простым: кто больше заплатит, тот и прав. Разжирел Знамеровский, обнаглел, неделями безвылазно пил и обжирался в имении своём.
Рома́лэ терпели несколько лет. А что поделаешь? Конечно, можно по цыганским законам объявить его пэкэлимос, опоганенным. Если цыгану сбрить усы и обрезать волосы, такому только подыхать: ни один табор к себе не подпустит! Да только поляку до цыганских законов
