запрос по поводу психических качеств гражданина Мишеля Пэнсона
Объект в целом выглядит нормальным. Вместе с тем наблюдается определенная хрупкость психики, обусловленная чрезмерно строгой обстановкой в доме. Объект постоянно испытывает сомнения. Для него всегда прав тот, кто высказывается последним. Игнорирует свои желания. Не понимает современности. Налицо легкие параноидальные тенденции.
Обратить особое внимание: родители не сообщили указанному лицу, что он был усыновлен в младенчестве.
10. Стервятник
Эта первая экскурсия по ту сторону жизни не научила меня ничему особенному о смерти, если не считать того, что она еще долго была источником беспокойства для нашей семьи.
К восьми-девяти годам эта тема стала интересовать меня больше, но на этот раз речь шла о смерти других. Надо пояснить, что хочешь не хочешь, а каждый вечер по телевизору, в двадцатичасовом блоке новостей, говорили о смерти. Сначала об убитых на какой-нибудь войне. Они были в зеленой или красной форме. Потом о тех, кто умер по дороге на курорт: эти были в пестрой, яркой одежде. И наконец, о покойниках-знаменитостях в шикарных костюмах.
В телевизоре все проще, чем в жизни. Сразу понятно, что смерть – вещь печальная, потому что картинки сопровождались похоронной музыкой. Телевидение доступно даже младенцам и дебилам. Погибшим на войне полагалась симфония Бетховена, курортникам – концерт Вивальди, а умершим от передозировки «звездам» – тягучие виолончели Моцарта.
Я заметил, что после кончины таких «звезд» продажи их дисков тут же подскакивали, их фильмы вновь и вновь мелькали на телеэкранах, и весь свет превозносил покойников, будто смерть стирала все их прегрешения. Более того, уход из жизни не мешал артистам работать. Лучшие диски Джона Леннона, Джимми Хендрикса или Джима Моррисона появились на рынке спустя немало времени после их смерти.
На следующих похоронах я оказался, когда умер дядя Норбер. «Замечательный человек», – убеждали друг друга участники похоронного кортежа. Между прочим, там же я впервые услыхал знаменитое высказывание: «Лучшие всегда уходят первыми». Мне не было еще восьми, но я никак не мог избавиться от мысли: «Что же получается, вокруг остались только плохие?!»
На этот раз я вел себя безупречно. Когда ушел почетный караул, я сосредоточился на вареном шпинате и анчоусах. Даже братец Конрад и тот не смог переплюнуть меня.
Прибыв на кладбище Пер-Лашез, я добавил в меню для рыданий спаржу и телячьи мозги с горошком. Ну и гадость! Кто-то прошептал: «Я и не знал, что Мишель был так близок с дядей Норбером». Мать заметила, что это тем более поразительно, что я никогда его не видел. Это не помешало мне открыть рецепт успешных похорон: шпинат, анчоусы, спаржа и телячьи мозги.
Это был замечательный день, ведь я, помимо всего прочего, именно тогда впервые встретился с Раулем Разорбаком.
Мы собрались у могилы покойного дядюшки Норбера, и тут чуть в стороне я заметил то, что сначала показалось мне стервятником, сидящим над гробницей. Это был Рауль.
Улучив минуту, когда за мной никто не следил, – в конце концов,
