семнадцать, когда мы познакомились. Тогда у меня совсем не было друзей, – женщина глубоко задумалась, – как в принципе и сейчас. Сейчас я понимаю, что в основном всё это моя вина, ибо я никогда не могла довериться людям. Помню, в семнадцать лет мне было тяжело завести с кем-либо даже элементарный разговор. Не то, чтобы я не знала, о чём нужно говорить с людьми, просто мне не хотелось раскрывать им себя и свой мир. В то время я очень любила спорт. Представляешь, вставала каждый день в пять утра из-за часа пробежки. А бегом я занималась исключительно ради удовольствия.
– Никогда бы не подумала, что ты любила бегать, – Тая виновато посмотрела на неё, – извини, я больше не буду тебя перебивать. Продолжай, пожалуйста, дальше.
Девушка уже поняла, что пятью минутами здесь явно не обойдётся.
– Когда ты бежишь по асфальту навстречу ветру, привычный мир вокруг тебя начинает растворяться, и ты оказываешься в своём мире. В этот момент ты свободна, потому что кроме тебя и асфальта, по которому ты бежишь, ничего больше не существует. Асфальт никогда не осудит, он лишь забирает боль, которую ты стараешься втоптать в него ногами глубже и сильнее.
Слушая сейчас свою маму, Тая всё больше понимала – насколько плохо она её на самом деле знает. «Значит, она тоже рвалась к свободе, – рассуждала она про себя».
– Мы с тобой похожи, дочка. Я уверена, что и ты вскоре найдёшь свой вид спорта. Не думаю, правда, что это будет бег.
– Почему ты так в этом уверена, мама?
– Потому что у тебя другая судьба, – неожиданно произнесла женщина, а потом вдруг резко переключилась на начатую недавно тему. – Теперь о твоём отце. Мы познакомились с ним на пробежке, он, кстати, тоже любил этот вид спорта. Может быть, это и послужило толчком к нашему с ним дальнейшему общению. Рой был первым человеком, с которым мне было легко, к тому же, помимо утренних пробежек, у нас с ним было ещё очень много общего. На тот момент я была уверена в том, что нашла человека, которому могла бы рассказать абсолютно всё. Наша с ним дружба продолжалась два года. И не надо на меня так смотреть, – она на мгновение изменилась в лице. – Я вовсе не путаю слова, Тая, ибо мы с ним были только друзьями. Я тебе клянусь, что за два года мы даже ни разу не целовались. Я воспринимала его исключительно как друга, и поверь, что меня совершенно не тянуло к нему как к мужчине.
Тая была немного шокирована последним высказыванием матери, ибо так откровенно о своей личной жизни Ванда Бёртон не говорила ещё никогда.
Тут Ванда ненадолго замолчала. Тая чувствовала, что она постепенно подбирается к основной – самой тяжёлой части своего рассказа. На протяжении всего разговора женщина смотрела дочери в глаза, а, подойдя к главному, неожиданно встала из-за стола и подошла к окну. Тая хотела подойти к матери, но что-то подсказывало ей оставаться на месте.
– У его друга была вечеринка, – она продолжала, стоя спиной к дочери, – он пригласил меня туда. У Роя была одна особенность: ему нельзя было пить спиртное. Даже совсем малое количество алкоголя делало его невменяемым
