в беседах ли с Мариной родилось это уточнение в скобках?
Так похоже это на ее очень узнаваемые, в спорах рождающиеся афоризмы…
«Больше: партийное, предвзятое сейчас нетерпимо. Оно было источником тысячи русских бед, а может быть, и основной русской беды.
Есть два рода общности: общность, рождаемая человеческим (общее прошлое, вера, опыт, профессия и пр.), и общность как подчинение догме. Общность изнутри и общность извне.
Общность лиц и общность безличий. Вторая нам хорошо известна по недавнему прошлому».
Духовная аура, в которой рождался этот круг мыслей, безусловно, родная и для Марины Цветаевой. Правда, Сергей Эфрон все же делает оговорку:
«Это не означает, что будущее (России. – Л.К.) обойдется без партий – партии будут, но возникнут они путем объединения лиц, одним кровно затронутых и в одном кровно нуждающихся. ‹…›
Партии будут организмами, а не казармами догм».
На этом этапе Эфрон мыслит еще как демократ западного типа – ему и в голову не может прийти, что в России останется одна правящая партия, не допускающая никаких отклонений от застывших, абсолютно оторванных от живой жизни догм.
Родственность Сергея и Марины здесь явно ощутима – и по сути высказанных мыслей, и даже по форме выражения их.
«Одно только его не захватило: партийность, вещь заведомо не человеческая, не животная и не божественная, уничтожающая в человеке и человека, и животное, и божество». Так писала Марина Цветаева в эссе «Живое о живом» о Максимилиане Волошине, где воспела его мудрую широту: в революцию он спасал, укрывал, иногда одновременно, в разных комнатах своего коктебельского дома, красных от белых и белых от красных, «то есть человека от своры, одного от всех, побежденного от победителей… Этого человека чудесно хватило на все».
Сергей Эфрон в большей степени был человеком энтузиазма и веры, чем аналитиком, в отличие от Марины Цветаевой. Дар поэта и резкий аналитический ум в равной мере были даны ей от природы.
«Стоит мне только начать рассказывать человеку то, что я чувствую, как – мгновенно – реплика: „Но ведь это же рассуждение!“ ‹…› Четкость моих чувств заставляет людей принимать их за рассуждения», – заметила она.
Но и в статьях Сергея Эфрона несомненна его настоятельная потребность додумать, докопаться до истины, уточнить мысль, прежде всего для себя самого, и порой он доводит ее – именно в стремлении к точности – до чеканного афоризма. Эта чеканность, как и страстный протест против иссушающей души идеологичности партийных группировок, очень близка цветаевской прозе.
Он и не скрывает этой близости. Строки стихов Марины Цветаевой очень естественно вплетаются в ход его горячих размышлений и выстраданных итогов:
«Вспомним лозунги революции и людей, объединяемых ими:
Нету лиц у них и нет имен,
Песен нету…»
Эти
