закричала Нина и захлопала в ладоши. – Герочка, какой же ты смелый!
И полезла к мужу целоваться. Но остановилась, не дотянувшись, как будто наткнулась на невидимую преграду. На миг мелькнуло у нее на лице растерянное выражение, тут же сменившееся привычной радостной улыбкой.
Надежде стало скучно.
Она тихонько выбралась из-за стола, вышла в коридор.
Коридор был длинный и полутемный, все его стены были увешаны картинами и набросками.
В основном это были портреты – сталевары с поднятыми на лоб защитными щитками, доярки в идейно выдержанных красных платочках, трактористы и комбайнеры (чем они отличаются друг от друга, Надежда не знала, потому что все ее познания о сельском хозяйстве сводились к тому, как ухаживать за клубникой и огурцами на своем дачном участке). Еще здесь были пожилые мужчины и женщины в ненатуральных народных костюмах – они казались в них ряжеными и держались очень неестественно, как будто занимали чужое место.
Правда, среди этих портретов передовиков производства и представителей малых народов нет-нет да и попадались более интересные, выразительные лица – то пожилой, явно пьющий мужчина, на лице которого были видны следы трудной, безрадостной жизни, полной невзгод и испытаний, то юная девушка с ясными, лучистыми глазами, в которых светилось ожидание радости.
Надежда немного прошла по коридору и оказалась перед деревянной лесенкой, которая вела куда-то наверх, на антресоли или на второй уровень квартиры.
Надежда всегда говорила, что любопытство – это второй из двух ее главных недостатков. Когда ее спрашивали, какой же первый, она отвечала, что доверчивость. Правда, в глубине души Надежда считала свое любопытство несомненным достоинством, но об этом предпочитала помалкивать.
В данный момент в ней взяло верх любопытство.
Она оглянулась, поднялась наверх по лестнице и толкнула скрипучую дверь.
Комната, в которой она оказалась, была неожиданно большой, с высоким потолком и огромными окнами. Впрочем, окна эти были так давно не мыты, что через них почти не проникал свет, да и сама комната была сильно захламлена. Тут и там были свалены грудой холсты и подрамники, среди которых стояли кувшины и вазы с кистями, в одном углу почему-то стояли старинные детские санки с красиво загнутыми полозьями, в другом – гипсовая мужская голова с фиолетовым цветком, нарисованным на гипсовой щеке.
Как и в коридоре, на стенах висели картины, только картины были совсем другие – никаких комбайнеров и доярок, да и вообще очень мало портретов. Здесь были в основном натюрморты и пейзажи, часто попадались и такие, на которых вообще непонятно что изображено – просто цветные пятна и полосы, наподобие знаменитого «Черного квадрата». Многие из этих картин Надежде понравились, особенно одна – петух с ярким разноцветным хвостом и пылающим гребнем.
Один натюрморт, где ржавая селедка лежала на куске газеты, показался Надежде смутно знакомым.
– Где-то
