– в тексте); если посмотреть на всю вербальную поэзию как на метатекст (или мегатекст), то в ней обнаружатся индивидуальные поэтические константы, образующие общую поэтосферу; тогда как доминанты (суперактуальтивы) явно относятся к другой сфере – сфере стихотворчества, или стихотворной литературы (недавно вышла моя книжка «Поэзия и литература» – о поэзии и непоэзии в поэзии; поэзию и литературу в родо-родовом отношении рассмотрел в одноименной блестящей статье Хуан Рамон Хименес).
Поэзия (не стихописательство!) в большей степени зависит от погоды и души, нежели от политики и экономики. Таковы стихи А. Кушнера, поэта подлинного, поэта от Природы и от Бога.
О стихах Александра Кушнера писали и пишут постоянно. Современная критика смотрит, как правило, на поэта монокулярно: соединяя в одно поэтологию, антропологию и культурологию. Это в лучшем случае. (Предвижу упреки и обиды, но не отметить этой черты нашего поэтоведения [которого почти нет], нашего поэзиеведения [которого практически нет] и нашего литературоведения [которым занимаются все – и читатели, и профессионалы, и литераторы, и злопыхатели, и невежды, и проч.], не могу). Так, Дмитрий Кузьмин оценивает А. Кушнера следующим образом: «Александр Кушнер – хороший поэт, но квартирный вопрос его немного испортил…». Во-первых, А. Кушнер – поэт (хорошие и плохие – стихотворцы), и Д. Кузь-мин, считая поэзию литературой, то есть социальной институцией и креатурой, идет дальше, уже олитературивая себя – перифразом Булгаковским – и самономинируясь, и самооцениваясь: а меня, мол, «квартирный вопрос» не испортил. Замечу: поэт всегда в трагедии, в драме, в счастье (лучше так: в трагедии-драме-счастье), в любви, в жизни и в смерти, в жизнесмертии, в жизнелюбви и в любвесмертии; поэт – в поэзии, а поэзия – вся – в жизни-смерти-любви и в Боге, и в Прекрасном, и в Безобразном, и в Никаком! Поэзия – это особое вещество. Вещество связи всего со всем, всего со всеми и всех со всем и со всеми.
Владимир Губайловский называет А. Кушнера поэтом традиционным, а значит «поэтом, прощупывающим будущее». Сказано физиологически прямо, но не точно и не полно: А. Кушнер – не революционер (в поэтике) и не реакционер, он, слава Богу, традиционер (константа!), а значит, он как поэт вообще не различает этих трех пресловутых состояний социально-исторического времени (прошлое-настоящее-будущее; что, кстати, доказывают и показывают его «античные» стихотворения), – Кушнер-поэт ощущает шарообразность поэтического хронотопа (термин Бахтина: времени и места), потому что живет и думает свои стихи именно в данной хронотопической зоне (ядре) общей национальной, мировой и надмирной поэтосферы (поэзия еще и астрономическая сущность). Вспомним пушкинского «Пророка»: 40% лексики в нем высокой, религиозной, архаической, а 60% —общеупотребительной. Почему? Почему мы и сегодня понимаем эти стихи, почему их понимали 200 лет назад? Почему их будут понимать через 500 лет? Потому что А. С. Пушкин был и пребудет в шаровом времени поэзии.
