Нашли и санки Зубова.
На следующий день, около одиннадцати утра, пришла жена Никульшина с сынишкой. Женщина принесла не только передачу, но и важную новость. Она рассказала о ночном появлении Василия в Синицыно. Евдокия Зубова вручила ей меховую безрукавку, оставленную Зубовым, и просила отдать следователю.
И все-таки женщина и мальчик пришли не вовремя. С минуты на минуту должны были привезти Никульшина. Мы не желали его встречи с женой и сыном. Но предотвратить ее не удалось. В коридоре послышался топот ног, и в кабинет ввалились двое конвоиров и арестованный. Женщина и ребенок, стоявшие у стола, обернулись. Никульшин и жена сделали непроизвольные движения один в сторону другого и замерли. Высокий старшина в огромных сапогах, в шинели с двумя рядами сверкающих пуговиц грубо подтолкнул Никульшина и прикрикнул:
– Иди, иди!
Он пододвинул ближайший к арестованному стул и указал на него. Никульшин сел.
– Папа! – вдруг выкрикнул мальчик и бросился к отцу.
Вмешиваться было поздно.
Никульшин сильными руками взял сына под мышки, посадил на колени.
Я листал бумаги, ничего не понимая в них.
– Мишка тебя не обижает?
Сын покачал головой.
– Пап, а почему тебя не пускают?
Никульшин потемнел. Стажер снял очки и снова их надел…
– Пап, а когда тебя пустят, ты мне саблю сделаешь?
Беззвучно вздрагивая, жена Никульшина подбежала к мальчугану и взяла его на руки.
– Пойдем, пойдем, Сережа! – сказала она и быстро выбежала с ребенком из комнаты.
Стажер весь день был молчалив. Даже вечером по пути домой он словно забыл свою привычку к бурному обмену мнениями и задумчиво провожал глазами убегавшие красные огоньки автомашин. Он безмолвно глядел, как фары выхватывают из темноты полосы дождевых брызг. Мы шагали вдоль серых зданий. Дождь усиливался. Наконец он стал сыпать на мостовую, хлестать по крышам домов, по кузовам троллейбусов, по стеклам витрин. Мы укрылись под козырьком какого-то киоска. Подняв воротник ветхого студенческого пальто, стажер сосредоточенно курил, не отворачивая лица от брызг.
Нам представлялось, как сейчас по глубокой грязи жена и сын Никульшина плетутся домой.
Мы думали об отце, который вместе с мешком промтоваров украл и детство у сына.
А дождь лил и лил.
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
Передо мной лежит увесистый том, именуемый уголовным делом. На обложке номер. Подшиты и пронумерованы многочисленные протоколы, схемы, куча справок, характеристик. С первого листа угрюмо смотрят запечатленные тюремным фотографом лица арестованных. Их четверо. Они обвиняются в совершении нескольких грабежей.
Преступники молодые. Они едва шагнули за порог совершеннолетия. И невольно хочется выйти за пределы папки и проследить пути, которыми пришли к преступлениям эти люди, пройти по закоулкам, где, словно тараканы
