style="font-size:15px;"> – Выпей, Васенька, – протянула ему кружку, – не говори много, трудно тебе.
– Оставь, мать. Надобно мне перед смертью Ивану кое-что сказать, а то… Кто ему тут без меня подскажет…
– Не надо, – в голос повторили мать и сын, но Василий Павлович лишь махнул рукой и тихо попросил: – За священником послать бы… Худо мне, совсем худо, горит внутри все. Пошли кого, Варь. – Та торопливо кинулась на кухню, причитая на ходу и прижимая к глазам концы платка. Иван увидел, как в спальню заглянули по очереди Антонина и Катерина, но махнул им, чтоб не заходили.
– Чего сказать хотели, батюшка? – спросил отца.
– Много чего сказать мне надо, Ванятка, да, видать, коль при жизни не успел, то сейчас поздно будет. Ты, знаешь чего, лавку нашу торговую не продавай никому пока… Время нынче такое, что хорошей цены не дадут, а себе в убыток, за полцены, зачем продавать?
– Я и не собирался, – не выпуская руки отца из своей, ответил Иван.
– Золото свое забудь. Слышишь, чего говорю?
– Слышу, батюшка, слышу, – потупился Иван и хоть имел на этот счет свое мнение, но спорить не стал, понимал, не время.
– Ох, грехи мои тяжкие, – снова вздохнул Зубарев-старший, – жалко мне тебя, заклюют худые людишки, ой, заклюют и насмеются еще…
– Не посмеют, не дамся! Я им всем покажу еще! – Иван забылся, что он находится возле больного, почти умирающего отца, и волна несогласия с ним, таившаяся давно, долго, вдруг неожиданно прорвалась наружу. Но и Василий Павлович, несмотря на малые свои силы, не хотел уступить.
– Дурашка, вот дурашка, – тихо заговорил он с укоризною, глядя на сына, – все не веришь… Из Москвы чего привез? Шиш с маслом?
– А вот и нет. – Иван торопливо полез за пазуху, нащупал там сенатскую бумагу, вытащил и протянул отцу. – Дали мне разрешение на поиск руды в башкирской земле. Видишь?
– Пустое все, – слабо отмахнулся Василий Павлович и снова закашлял, – бумага, она бумага и есть… Я те сколь хошь таких напишу. Прибыли от нее никакой не будет…
– Будет, батюшка, еще как будет, вот те крест, – истово перекрестился Иван на икону, – найду то золото.
Тут Зубарев-старший собрал все силы и сел на кровати.
– Подай сюда образ, – приказал он.
– Зачем? – не понял Иван.
– Подай мне образ! Кому говорю. – Было видно, как тяжело дается ему разговор, но он держался и тянул руку в сторону иконы, висевшей на противоположной стене. – Клясться станешь мне на образе, что дурь свою из башки выбросишь и забудешь про свои рудники и прииски.
На шум вбежала Варвара Григорьевна, вслед за ней шагнул в спальню и полковник Угрюмов, с удивлением глядя на отца и сына, показалась в дверном проеме прижавшая руки к груди Антонина.
– Ляг, Васенька, ляг, – бросилась Варвара Григорьевна к постели, – чего расшумелся, послали за батюшкой уже, Катенька сама пошла. Ложись, миленький.
– Не лягу! – закатил глаза под лоб Зубарев-старший. –
