туда, где они занимали половину дома, – вернулся за пылесосом. Это был его четвертый поход на чердак за то время, пока он перетаскивал обломки брака на свою новую квартиру, и этот давно сломанный, безобразный пылесос оказался последним, что Арчи потребовал – такие вещи забираешь только из вредности, просто потому, что не достался дом. Развод – это когда отбираешь то, что тебе больше не нужно, у тех, кого ты больше не любишь.
– Опять ты, – сказала домработница-испанка, открыв дверь, Санта-Мария или Мария-Санта, что-то такое. – Ми-и-истер Джонс, что на этот раз? Раковину, sí?
– Пылесос, – мрачно ответил Арчи.
Она зло посмотрела на него и сплюнула на коврик в нескольких дюймах от его туфель.
– Добро пожаловать, señor.
Дом стал логовом тех, кто его ненавидел. Помимо домработницы, Арчи приходилось спорить с огромной итальянской семьей Офелии, медсестрой для душевнобольных, женщиной из попечительского совета и, конечно, самой Офелией, которая была центром этого сумасшедшего дома. Его бывшая жена свернулась калачиком на диване и выла в бутылку «Бейлиза». Ему потребовалось полтора часа, чтобы прорваться через ряды противника – и зачем? Чтобы забрать сломанный пылесос, выброшенный много месяцев назад, потому что выполнял свою функцию с точностью до наоборот: разбрасывал пыль, вместо того чтобы собирать ее.
– Ми-и-истер Джонс, зачем вы сюда приходите, раз это вам так неприятно? Будьте благоразумны. Зачем он вам? – Домработница поднималась за ним по лестнице на чердак, вооруженная какой-то чистящей жидкостью. – Он сломан. Он вам не нужен. Видите? Видите? – Она воткнула вилку в розетку и продемонстрировала мертвый выключатель. Арчи вытащил вилку и молча обмотал шнур вокруг пылесоса. Он заберет пылесос, пусть даже и сломанный. Всё сломанное уйдет из этого дома вместе с ним. Он починит эти чертовы агрегаты, лишь бы только доказать, что он кое-что может.
– Вы ничего не можете! – Санта, как хвост, тащилась за ним вниз по лестнице. – Свели жену с ума. Вот и все, на что вы способны!
Прижимая пылесос к груди, Арчи вошел в наполненную людьми гостиную, достал ящик с инструментами и под прицелом дюжины осуждающих глаз принялся чинить этот сломанный агрегат.
– Только посмотрите на него, – начала одна из итальянских бабушек, вся обмотанная шарфами. Она была не такая отвратительная, как другие, и у нее было значительно меньше родинок. – Все забирает, capisce? Он забрал ее разум, забрал блендер и старый проигрыватель – он забирает все, кроме паркета. А она, несчастная…
Дама из совета, которая даже в безоблачные дни напоминала промокшую насквозь длинношерстую кошку, закивала:
– Что и говорить, просто отвратительно. Отвратительно! И, конечно, нам теперь заботиться о ней. А этот идиот…
Ее перебила медсестра:
– Она не может оставаться одна, ведь так?… Сам сбежал, а бедная женщина… ей же нужен нормальный дом, нужен…
Я
