доброе, точно вам говорю. В Оксфорде редко где такое встретишь – может, тем все и объясняется. Но из сего вы уразумеете, сколько по обыкновенью там пьют.
– Да уж, я уразумела, – с жаром отвечала Кэтрин. – Я уразумела, что все вы пьете гораздо больше, чем, по-моему, стоит пить. Однако я уверена, что Джеймс столько не пьет.
Сим заявленьем вызван был громкий и неопровержимый отклик, из коего разобрать не удалось ни слова, за вычетом неоднократных восклицаний, едва ли не божбы, коя оный отклик расцвечивала, и по завершеньи его Кэтрин осталась еще крепче уверена, что в Оксфорде вина пьют много, и по-прежнему счастливо убеждена в сравнительной трезвости брата.
Засим все помыслы Торпа обратились к достоинствам экипажа, и Кэтрин предложено было восхититься живостью и свободой, кои являл жеребец, а равно легкостью, кою бег его, а равно качество рессор придавали движенью двуколки. Кэтрин старательно поддерживала его восторги. Превзойти их или же недотянуть оказалось невозможно. Познанья Торпа и ее невежество в предмете, бойкость его излияний и ее робость исключали сие совершенно; в похвалах она не в силах была изобрести ничего нового, но охотно поддакивала всему, что он желал заявить, и в конце концов меж ними без малейших затруднений было уговорено, что выезд Торпа – безусловно, совершеннейший образчик такового в Англии, экипаж его – роскошнейший, жеребец – наистремительнейший, а сам он – лучший возница.
– Вы же не всерьез сказали, господин Торп, – молвила Кэтрин, спустя время отважно сочтя, что вопрос абсолютно решен, и предложив некоторую вариацию на ту же тему, – что двуколка Джеймса сломается?
– Сломается! Боже правый! Вы хоть раз в жизни встречали подобную развалюху? Да в ней ни единой целой железяки нет. Колеса стерлись лет десять назад – а корпус? Да вы одним касаньем ее на куски развалите, ей-ей. Самая шаткая, к дьяволу, колымага, какую я только видал! Слава богу, у нас получше. Меня и за пятьдесят тысяч фунтов не уговоришь две мили проехать в их драндулете.
– Ох, батюшки! – вскричала Кэтрин, немало перепугавшись. – В таком случае, умоляю вас, повернемте назад; если мы поедем дальше, они непременно пострадают. Прошу вас, вернемтесь, господин Торп; остановитесь, поговорите с моим братом, расскажите ему, какая опасность им грозит.
– Опасность! О Господи! Да в чем беда? Ну, сломается – кувырнутся слегка, и все; грязи вокруг полно; плюхнутся весьма удачно. Ой, да ну их! Вполне крепкий экипаж, если разумеешь, как им управлять; такая колымага в хороших руках износится довольно, а потом еще двадцать лет прослужит. Да Боже мой! Я бы взялся за пять фунтов сгонять на нем в Йорк и обратно, не потеряв и гвоздя.
Кэтрин слушала в изумлении, не зная, как примирить два столь различных описанья одного предмета; воспитанье не дозволяло ей постичь наклонности болтуна, а равно понять, сколь многочисленны пустые утвержденья и бесстыдные враки, порожденные избытком тщеславья. Ее родные людьми были простыми и прозаичными и редко претендовали на любого рода остроумье; отец ее довольствовался разве что каламбуром, мать – поговоркою; за родителями не водилось привычки лгать, дабы придать
