отложил кирку и взял лопату.
– В прошлом году я тоже был, вроде тебя…
– Что значит – вроде меня?
– Так… Приехал с раскрытой варежкой. Но потом многое понял. А ты салага еще!
– И что же ты «понял»? – Павел оперся на лопату, задрал голову вверх: Таллер возвышался над траншеей.
– А то! Ты на коллектив плюнешь – коллектив утрется, а коллектив на тебя плюнет – ты потонешь! Понял? Здесь, как в армии, понял? Не можешь – научим, не хочешь – заставим! Понял?
Павел вылез и, опершись на лопату, встал лицом к лицу:
– А ты был в армии?
– Нет… В армии был мой двоюродный брат, он мне все объяснил. Он жизнь узнал, понял? Знаешь, какой там главный принцип?
Павел молчал, «принципами» он был уже сыт.
– Так знаешь, какой там главный принцип? – Кого дерет чужое горе! Да! Запомни: кого дерет чужое горе! Понял? Ничего, на будущий год и ты поймешь, что к чему. Правда, в дальний отряд тебя теперь уже не возьмут…
– Нет, не пойму.
– Что?! Ну и дурак! Дуррак!
– Послушай, ты!.. – лопата отлетела в сторону.
Вот он – враг! Сейчас он заплатит за все! И за того… Он видел глаза того парня – наслаждение, с которым тот бил его (за что?), ярость в этих глазах, когда и в карманах ничего не оказалось, кроме ключей… Он бил и бил, точно рассчитывая каждый удар. Собака, злая собака! Много раз ему снился один и тот же сон: колючая проволока; лай собак… И – глаза, эти глаза. И вот теперь настал его час…
Но у Таллера совсем другой взгляд: он кричит, а сам будто молит о чем-то. Смотрит затравленно, пыжится через силу… Все равно. Сейчас он заплатит за все!
– Послушай, ты!!
Но Таллер уже не слушал его – только потянул носом воздух, схватил кирку, прыгнул в траншею и стал чесать по дну – неглубоко, но рысью – весь в экстазе и в пыли… («Что это с ним?»)
Из-за стены, словно из-за кулис, вышли бригадир и комиссар отряда; бригадир держал свернутую газетку. Они подошли к траншее: «Вот, это его фотография в местной газете – ударник!» – Комиссар кивнул.
– Работаешь, Костя?
– Как видишь! – Таллер перешел на галоп. Но комиссар уже вышел.
– А ты? – стоишь? – Бригадир многозначительно посмотрел на него, постучал газеткой по ладони. – Ну-ну.
Он хотел ответить – «Кто же работает в последний день!» или что-нибудь в этом роде, – но не мог разжать челюсти: боялся, что заплачет. Сила, которая должна была выйти и сокрушить, осталась и сокрушала – внутри.
6
– Пойдем, – сказал Павел, – пойдем!
Орали колонки. Они протиснулись между танцующих тел – за ворота, во тьму. Лена едва успевала за ним, но он крепко держал ее руку. У ворот он чуть не сбил Веру со Славиком, – Славик даже вроде подмигнул ему. Славик – ну точно бубновый валет из атласной колоды! – обнимал Веру за плечи, тянул нараспев:
