мне на руку: его клевреты начали оборачиваться.
– Всем бросить оружие! Иначе ваш господин немедля встретится с Создателем!
Естественно, никто из ополчения по-французски не говорит, зато нервно дергающееся существо подо мной прекрасно поняло сказанное. Доходчивость слов усилил холодный кинжал у горла.
– Бросайте оружие, курвы! – завопил он своим. – Бросайте, песьи души! Встану – сам отправлю вас в ад!
Добрая треть согнанного сюда простонародного «быдла» уже погибла ради прихоти панской четверки, но шляхтича это не особо тронуло.
Шико, заляпанный кровью с головы до пят, но, кажется, абсолютно целый, принялся обыскивать пленников в поисках золотой цепи, похищенной у убитого слуги. Он прав: если Генрих узнает, что шут потерял его подарок, гнев будет не меньше, чем при известии о засаде и покушении на высочайшую особу.
Мой слуга Жак, здоровенный увалень из Прованса, впрочем – достаточно проворный в исполнении деликатных хозяйских поручений, отделался порванным кафтаном и лиловым кровоподтеком на широкой румяной физиономии, раскрасневшейся от битвы. Держу пари, две недвижимые крестьянские фигуры, распростертые на заднем плане, отягощают грехом именно его душу, о чем он ничуть не сожалел, деловито обшаривая трупы в поисках трофеев.
– Жак! Проклятье! Ты опять за свое, мародер чертов! Быстро доставь мои вещи! И лошадь!
Он нехотя оторвался от дела и подвел Матильду под уздцы. Вместе мы подняли на ноги единственного живого польского дворянина.
– Пан?
– Пан Огинский, господин француз, к вашим услугам.
Вежливый, сволочь, когда его жизнь зависит от одного движения моих бровей! Жак, он куда выше Огинского, уже рассмотрел перстень на перчатке пленника и смекнул, что с мертвой руки драгоценность снимается легче. Поэтому оторвал бы пану не только руку, но и голову без раздумий.
– Услугу вы уже оказали, не околев с тремя другими шляхтичами, – оборвал я Огинского. – Иначе нам пришлось бы драться с остальными до последнего живого поляка… Славным же получилось явление в Речи Посполитой королевского шута!
– Шута?!
И так побледневшее от потери крови лицо стало белее снега, отразив бешеную вереницу мыслей: гибель товарищей, пулевая рана в плече и унизительный плен – все это произошло из-за Шико, обычного фигляра-лицедея, ряженного под Генриха Анжуйского? Какой ужасный, несмываемый позор…
– А как вы думали? Что король въедет на польские земли, где у него больше врагов, нежели друзей, в сопровождении всего лишь двух придворных? Странного вы мнения о сюзерене, приглашенном править страной.
– Не править… Царствовать, – слабо возразил недотепа. – Правит Сейм.
Я наслышан о нравах Речи Посполитой, в переводе на французский название государства произносится как «Польская Республика», по образу Римской Республики до эпохи императоров. Вот только
