тозвался голос из другой комнаты.
Удивленный таким поздним появлением лица, с которым я обыкновенно виделся по утрам и только по служебным обязанностям, я предположил, что ему не просто вздумалось побеседовать со мною. Я накинул на плечи халат и отомкнул дверь.
Кокорин вошел с видом человека, сильно озабоченного.
– Уже первый час ночи, – сказал я ему. – Что за причина вашего посещения? И чем могу служить?
– Извините, дело спешное, я являюсь сюда по приказанию полицеймейстера…
– Да прежде скажите, как вы прошли к моей комнате? Я не слыхал звонка.
Привычный, по моему званию, к беспрестанным происшествиям, я не горел особенным нетерпением немедленно узнать, в чем дело.
– Слуга ваш забыл запереть двери…
– Понимаю. Прошу садиться. Вы говорите – вас прислал полицеймейстер?
– Он приказал доложить вам об ужасном происшествии. У Русланова на балу убили дочь его, девицу Елену Владимировну…
– Может ли быть? Когда?
– Полчаса назад.
– Убийца задержан?
– Убийца неизвестен. Вас все ждут. Мы и протокола не составляли. Полицеймейстер распорядился, чтобы никого не выпускали из дома до вашего прибытия. Я приказал заложить экипаж.
Пока я одевался, пока секретарь мой собирал в портфель канцелярские принадлежности, частный пристав рассказывал:
– Сегодня у Русланова бал по случаю помолвки его дочери. Гостей собралось много; там теперь весь город и все уезды.
– Дочь Русланова должна была выйти, кажется, за Петровского? – спросил я.
– Так точно. Он там же. В разгаре танцев невеста почувствовала себя дурно и пошла в свою комнату освежиться. Не прошло пяти минут, как раздался крик. Петровский и многие из гостей бросились к ней… Ее нашли на кушетке умирающею…
– Что она: отравлена, задушена?
– Зарезана.
Я пожал плечами.
– И никаких следов?
– Никаких! Сколько я мог понять из слов полицеймейстера, который был на балу, – никаких!
Пришли доложить, что экипаж готов, и мы отправились. Скоро лошади остановились в одной из соседних улиц, около подъезда большого дома, из окон второго этажа которого лился яркий свет. Мы заметили несколько лиц, прислонившихся к стеклам и, вероятно, нетерпеливо ожидавших моего приезда; швейцар отворил двери.
Я поднялся по лестнице, богато изукрашенной и уставленной растениями. Наверху ее стояло несколько мужчин во фраках. Увидав металлические пуговицы моей форменной одежды, один из гостей быстро удалился, но не успел я дойти до бальной залы, как удалившийся возвратился снова под руку с полицеймейстером, полковником Матовым.
Этот последний, пожимая мне руку, сказал:
– Ну, Иван Васильевич, и голову потеряешь! Что за причина: ничего понять нельзя! Во всем городе все тихо и смирно, и вдруг, где же? – на балу – убийство! Среди многочисленного собрания! И концов нет…
– Пока за мной ездил Кокорин, вы ничего не смогли разузнать?
– Ничего.
– А гости не разъезжаются?
– Я просил всех обождать вашего приезда; кто знает, не окажется ли между ними виновного.
Мы шли по зале. Целый рой дам в бальных туалетах мелькал перед моими глазами. Иные ходили взад и вперед; другие сидели или стояли.
Мужчины, густою толпою собравшись в кружок, передавали друг другу свои предположения насчет таинственного происшествия. Музыканты сошли с хоров и чего-то ожидали. На лицах мужчин я видел любопытство, на лицах дам – недоумение и ужас. Ко мне подошли несколько человек мужчин, прося освободить дам от тяжелой необходимости дожидаться составления какого-то акта, до которого им нет дела.
Я соглашался внутренне со справедливостью такого требования. Но, во-первых, мне еще ничего не было известно, и Матов мне ничего не передал о своих распоряжениях, кроме того, что все выходы из дома заняты городовыми, а между посетителями могли быть свидетели, показание которых представило бы существенную важность для начала следствия; во-вторых, такое распоряжение входило в состав не моих, а полицейских функций; а потому я попросил адресовавшихся ко мне обратиться к полицеймейстеру. Но этот последний уже ушел за понятыми, без которых, как известно, не совершаются осмотры.
– Где хозяин дома? – спросил я.
Мне ответили, что он, вероятно, возле трупа. Несколько мгновений я и секретарь мой оставались в недоумении, не видя никого, кто бы показал нам, где находится убитая. Один из слуг
