Так, наверное, в восемнадцатом веке ходили. Или в девятнадцатом? Бред!
А потом – он. Эдвард. Синие холодные глаза. Лежит на белых простынях, волосы стянуты сзади. И в переходе на Невском. Бродячий музыкант? Голос… Его голос! Шляпа, шарф и перчатки без пальцев, но вязаные, все это так нелепо летом! Щетина, волосы растрепаны… Кадр!
Да что ж это такое! Что за ерунда с ней творится последнее время? Она сходит с ума? Кто-то что-то подсыпает в еду или питье? Кто? Зачем? Она ест дома. Кофе, сок только в столовой института или кафе спорткомплекса. У нее отец – сотрудник ФСБ. Может, это как-то связано с ним? Надо понять, где она. Как здесь оказалась.
Голова закружилась. Замутило. Перед глазами снова падает Павел, и тонкая струйка крови бежит, затекая в трещинку на асфальте.
Гнев. Гнев обрушивается на нее девятым валом.
Она не позволит! Никому. И ни за что! Кто бы это ни был, какой бы силой ни обладал – она вырвется!
Замотала головой, отгоняя слезы. И вдруг сквозь их пелену поймала свое отражение в боковом зеркале мотоцикла.
И показалось… Или нет? Мелькнуло. Белый песок, по которому она любила писать кончиком шпаги стихи, а утром, проснувшись, записывать их в тетрадку. Море, что так манило синевой…
Не время думать об этом. Сейчас, когда шум прибоя заглушил рев мотоцикла, когда ветер, целуя, старается оторвать тебя от похитителя. Когда все внутри поет: «Свободна!»
– Свободна! – закричала девушка из последних сил и… упала на песок.
Приподнялась на локтях. Взвизгнула оттого, что море обдало ледяными солеными брызгами. Странная смесь ужаса и счастья, потому что вместо спины, затянутой в черную кожу – море, небо, белые скалы. Мир ее сна. Она… спит?
Тая услышала долгий болезненный стон. По позвоночнику ледяной змеей пополз страх.
«Шпагу бы…» – подумала девушка и представила ее себе: легкую, по руке. С простой гардой, убийственно острую. Не спортивную. Боевую.
Она тянулась, но никак не могла достать до шпаги, возникшей на глазах из ниоткуда. Думать, как же это произошло, было некогда. В голове сквозь дурноту и боль – голос похитителя: «Сюда-сюда-сюда… Помоги мне».
Звуки то сливались в яркую, невыносимую метель, то рассыпались на острые осколки. А потом снова собирались вместе, завораживая и подчиняя.
Но Тая упорно тянулась к шпаге. Отчего-то она была уверена – если коснется гарды – то сможет остаться собой. Сможет скинуть этот ужас. И победить!
Кожа чуть выше локтя лопнула, в рану забился песок. Саднило. Но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что с новой силой взорвалась в сознании, словно наказывая за неповиновение. Она сверлила дырки в черепе, требуя: «Подчинись! Подчинись! Подчинись!»
– Нет! – захрипела Тая, стиснув зубы, делая последний отчаянный рывок к шпаге.
Есть! Она схватила вполне реальный, холодный на ощупь металл, и в ту же секунду над головой вспыхнула ярким светом огромная, в полнеба птица. От взмаха крыльев, сотканных, казалось,
