своей азиатской (тоталитарной) «системы».(23). Только исходя из подобных уложений можно объяснить, с одной стороны, заоблачные самопревознесения того же Грозного (вплоть до возведения своего рода к римским кесарям)(24), а с другой – его постоянные церковные покаяния или настойчивые попытки оправдания перед беглым подданным. Ни того, ни другого не имеется в анналах татарской Орды.
Формулируя мысль в философских понятиях, позволительно предположить, что золотая Русь ближе какого-либо другого известного истории государственно-культурного образования подошла к разрешению труднейшей Христианской проблемы веры и свободы. В 70-х годах прошлого столетия Ф. М. Достоевский устами одного из своих героев провозгласил: если Бога нет, то все позволено. В 30-х годах текущего века русский философ И. А. Ильин сформулировал эту проблему так: «Без свободы – гаснет дух; без духа – вырождается и гибнет свобода».(25). В Киевской и Московской Руси суть этого действительно рокового для человеческой судьбы противостояния видели в подчинении свободы и духа, а не наоборот. Тем самым Русь золотая осуществляла призыв апостола быть свободным в Боге, а не в грехе. Такое немыслимое для либерализма – от Бердяева до Сартра – добровольное умаление свободы перед верой является православно-русским вкладом во вселенское Христианство: лучше я отдам свою свободу Богу, чем сохраню ее для сатаны, как бы говорила Святая Русь. На этой основе решался на Руси и вопрос о привлечении в храм новых церковных чад, и вообще вопрос о государственной обязательности веры: дело шло прежде всего об ограничении свободы зла, и не о принудительности добра. Здесь, как и во многих других отношениях, душа России может быть охарактеризована только противоречиями – от преследования старообрядцев до великодушной веротерпимости империи. Однако сам принцип золотой Руси оставался неизменным со времен Святого Владимира: власть вытекает из благочестия, а не благочестие из власти.
Таков же в главном подход Руси и к непосредственно политическому способу организации государственной и общественной жизни. По существу, Русь реализовала единственную в мире политическую форму народной – соборной – монархии, где царь и народ (держава и земля) в равной мере оказываются чадами Православной Церкви, с тем, однако, различием, что царь правит именем Божьим, а земля добровольно отдает ему власть над собой, хотя сохраняет духовное единство с ним в рамках собора.(26). Подобное социально-политическое устройство не имеет себе соответствий ни в западном «количественном» парламентаризме, ни в восточном институте тайных советников или великих визирей. Центральные, часто судьбоносные для страны, вопросы внутренней и внешней политики решались на соборе не по большинству голосов, а по единодушному согласию всех земных и духовных представителей во главе с самодержцем. Споры бывали, но они разрешались мирно и, как правило, успешно. Так, например, призвание на царство Михаила Федоровича Романова на соборе 1613 г. проходило
