человеку в мороз заснуть – значит не проснуться, замерзнуть и умереть. И вот именно в это время, по этой неосвещенной безлюдной улице, шла на работу медсестра папиного отделения Леля. Увидеть замерзшее тело в то время было обычным, и на это не обращали внимание. Знали, что утром каждого дня специальная служба собирала трупы и увозила для захоронения в братских могилах. Но в тот вечер Лелино внимание привлек человек, лежащий на снегу, а главное – знакомый воротник пальто (очень высокий воротник, с острыми углами). Она узнала шубу доктора Плоткина. Подошла к нему – он не просыпался. Она, маленькая, хрупкая женщина, не могла его поднять, и только и смогла оттащить его в ближайший подъезд; поспешила в госпиталь, организовала людей, и они, взяв санки, пришли за папой, отвезли его в госпиталь, сделали тёплую ванну, вкололи для сердечной мышцы камфару, напоили горячим чаем. И откачали папу. Домой он уже, конечно, не попал, переночевал в клинике, а утром приступил к работе. Вот так благодаря фантастическому стечению обстоятельств папа остался тогда жив.
Отец. Блокадный 1942 год
Надо сказать, что папа пользовался уважением и хорошим отношением к себе друзей, знакомых и сослуживцев. Он был добрым, готовым к самопожертвованию и очень скромным человеком. Повидав много тяжелых моментов (революция, две войны – гражданская и вторая мировая) и видя, как люди слабы перед испытаниями, выпадающими на их долю, в особенности когда они больны, он был очень снисходителен к человеческим слабостям и недостаткам людей. Но он был очень непреклонен к проявлениям антисемитизма и, конечно, фашистской идеологии. Это он относил на всех немцев. Помню такой эпизод. Во время войны в наш дом попала бомба и разрушила часть дома. Наша квартира, которая располагалась на противоположной стороне здания, пострадала только тем, что выбило окна вместе с рамой, как во всех квартирах на нашей лестнице, но жизнь не нарушилась. Так вот, после войны для восстановления нашего дома привозили пленных немцев. Они работали под охраной солдат, стоящих вокруг дома. Внутри дома, во дворе, они, пленные, передвигались свободно. И часто ходили по нашей лестнице, звонили в квартиры и просили хлеба. Однажды я был один в квартире, открыл немцу дверь, и он стал просить хлеба, говоря, конечно, «Гитлер капут» и что он не немец, а австриец, и т. д. Вид у него был жалкий, и я ему дал хлеба. Вечером я рассказал об этом отцу, и он с волнением в голосе сказал, чтобы больше этого не было, и сказал, что если бы я был на его, немца, месте, он бы меня просто убил. И я понял, что, при всей своей доброте, он к этим пленным немцам не испытывает жалости и сочувствия их положению.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
