рыбаки-промысловики, чтобы весной мочковать здесь километры сетей, а некоторые рыли городские рыболовы-романтики или пенсионеры, чтобы неделями жить-рыбалить в протоках и на плесах у островов.
Не всегда можно сразу найти рыбацкую землянку. Это – или знать, где она находится или только случайно иногда можно набрести на невысокий холмик под снегом с трубой-тычинкой. Обычно перед землянкой есть полянка для вечернего отдыха, со столиком, скамейками и обугленными рогатинами на месте кострища. Откопаешь вход в жилье, толкнешь дощатую дверь, а навстречу дохнет сырой и грибной плесенью с копченым запахом от стен. На бревнах белеют и сами грибы, а в полумраке видны нары из досок, отполированные телами, полки со всякой нужной и не нужной мелочью. Впрочем, в иных ситуациях старый сухарь, не доеденный мышью, коробок спичек и баночка с солью могут стать наиважнейшими из важных, особенно когда лодка в протоке опрокинется или под лед нырнет неосторожный рыболов.
Несмотря на кажущуюся дикость и неприглядность жилья, годного на взгляд городского домоседа разве что для бомжа, вечером все меняется здесь волшебно, словно в обжитое место возвращается хозяин-домовичок, и начинает скрестись деловито в углах или под нарами за поленницей дров. На теплых стенах играют блики огня от раскрасневшейся печки-буржуйки, на которой уже пыхтит и отдувается пузатый чайник. Пахнет салом с чесноком и горячей ухой-юшкой из крупных окуней с ершами на первую выварку. Так, сопливых, и кидают в котелок, чтобы уже потом в ароматный бульон вывалить крупные окуневые ломти да плеснуть туда же рюмку водки и уголек сверху кинуть. Уж не знаю, зачем уголек, когда кругом все копченое, но принято так. А с водкой и уха слаще – проверено. От свежего и пушистого соснового лапника на нарах остро пахнет хвоей и смолой-живицей. На гвозде в изголовье мурлычет приемник, а в маленькое оконце смотрит полная Луна, за которой чернее черного видна морозная ночь, тянущаяся долго, уютно и словно в сонной оторопи, когда явь не всегда отличима от сна.
Задремлется тихо под гудение печки и треск дровишек, а там и ледяные пальцы заберутся под свитер – пора печку топить. Кинешь к сосновым отколышам смолистую стружку с берестой – вспышка и снова гудение печки до румянца на жестяных боках. Не выдержишь печного жара и толкнешь дверь наружу. На полянке, серебристой от лунного света, лежат длинные тени. Трещат деревья, а может, Леший – лесной дядька покашливает за выворотком, лукаво кося зеленым глазом на взопревшего рыбака-недотепу. Наверху среди верхушек елей – высокое небо в прозрачной дымке, где проступают бледные звезды и пылает холодным инфернальным светом громадная Луна с черными глазницами и поджатыми губами. Это ее время, когда царит неподвижный ужас и трепетный восторг от безграничной этой страшной красоты.
Все эти впечатления доступны только одинокому рыболову и ночевщику в подобной землянке посреди пустынного острова. Лешие и домовые сторонятся шумных компаний. Да и луна уже предстанет как неживое космическое тело, спутник Земли. Обыденно и привычно…
