от торговых путей. Сейчас же в пустом зале трактира находилось не больше десятка человек, да и те местные, с угрюмыми, усталыми и безжизненными лицами.
Все глаза присутствующих впились в незнакомца, вошедшего в помещение. Молодой, почитай, и трех десятков не исполнилось; роста он был среднего, не особо широкоплечий, но поджарый и гибкий. Смуглое лицо, обрамленное черными, с проседью, длинными волосами, перехваченными на лбу плетеным ремешком; цепкий взгляд серых зорких глаз; суровая линия тонких губ.
Одет он был в удобные штаны и темную рубашку; необычный пояс тускло блеснул в свете масляных светильников; дорожный плащ, пропитанный пылью, и угрожающе серебрящаяся над правым плечом крестовина меча.
Взгляды были прикованы к бляшке пояса, насмешливо блеснувшей, когда ее обладатель неспешным шагом подошел к стойке, за которой стоял хозяин постоялого двора, такой же мрачный и неразговорчивый, как и все остальные жители.
Знак, выгравированный на этой детали одежды, был известен всем.
Гильдия Охотников.
Путешественник краем глаза заметил, как сорвался с места мальчишка, помогавший обслуживать немногочисленных посетителей. Серьезно, молча, будто выполнял значимое поручение. Он, не поднимая глаз, проскочил мимо незнакомца и скрылся в кухонном помещении. Несколькими секундами спустя глухо бухнула дверь заднего входа.
– Чего изволите, господин охотник? – спросил хозяин, неприязненно глядя на мужчину.
– Тушеные овощи и свинину, – произнес клиент и отошел к дальнему столику.
Сел, аккуратно сложив плащ, и щелкнул пряжкой перевязи, снимая клинок и ставя его рядом с собой.
В трактир, распахнув дверь, влетел пожилой мужчина, видимо, староста деревни. За ним, отставая на шаг – молодой парень, совсем еще безусый юнец, что-то горячо шептавший:
– …не говори, батька! А то ведь тоже уедет!
Староста, не глядя, отмахнулся от сына, сощурил подслеповатые глаза и решительным шагом направился к спокойно сидевшему охотнику. Подошел, немного помялся, дождавшись, когда мужчина поднимет на него светлые глаза, и произнес, стараясь скрыть дрожь в голосе:
– Разрешите, господин охотник? Дельце у меня к вам есть.
Незнакомец молча кивнул, и пожилой мужчина, шикнув на сына, отодвинул стул и сел напротив.
– Тварь у нас завелась, – кашлянув, начал он. – Полдеревни извела, спасу нет! Никого не жалеет: и девок жрет, и парней, даже стариками не гнушается!
– И давно? – невозмутимый низкий голос мужчины придавал уверенности и спокойствия.
– Две луны уже1, – староста опустил голову.
– Что же вы, – охотник наклонился вперед и положил руки на стол. На указательном пальце блеснул массивный перстень с темным камнем. – Столько времени жили с Тварью под боком и не отправили запрос в Гильдию?
Староста замялся, словно не знал, что ответить.
– Отец, – предупреждающе прошептал сын.
Пожилой мужчина вдохнул и, словно бросаясь в омут, сказал:
– Отправлял я. Приехали пятеро.
– Тогда в чем проблема? – незнакомец откинулся на спинку стула.
– Не вернулись они, – староста опустил глаза. – Поутру нашли клочки одежды окровавленные, да обглоданных лошадей неподалеку. Еще два отряда проезжали мимо, да только как узнали, что с паскудой та пятерка не справилась, сразу в отказную, даже слушать ничего не хотели. Вот так и сожрут тут всех! – горько воскликнул он. – Эта тварь ведь даже не выпускает никого! Микош вчера с места сорвался, всю семью увез, а сегодня кобыла с телегой обратно прибежала, в кровище вся!
Сын старосты застонал, осуждая честность родителя, и спрятал голову в ладонях. В трактире повисла напряженная тишина. Взгляды были устремлены на неподвижно сидевшего охотника: одни смотрели со злобой, другие – с безумной надеждой.
– Триста золотых, – прозвучало в тишине, и у присутствующих вырвался недоверчивый единый вздох.
Староста неверяще посмотрел на невозмутимого мужчину и радостно закивал головой:
– Да-да, конечно, господин охотник! Когда ваш отряд ждать?
– Я работаю один, – резко донеслось в ответ.
Староста поперхнулся словами и промямлил:
– О-Один?
– Мне уехать? – охотник недовольно посмотрел на мужчину и, дождавшись судорожного мотания головой, занялся принесенным ужином.
Когда охотник отложил ложку, староста, тактично удалившийся, чтобы не смущать гостя, снова подсел к нему, повинуясь легкому кивку.
Два месяца. Прим. автора
