республика Коми – родина Раисы Сметаниной. Олимпийской чемпионки, гордости местных жителей. Да и климат с длинной зимой вполне располагал к этому занятию. Пешая рекогносцировка показала, что вокруг располагается с десяток лыжных баз и освещенная десятикилометровая трасса. Если бы не запас «Левши», то Витольд обязательно научился бы ездить коньковым ходом.
Через две недели в номер завалился обрадованный Нур с большой картонной коробкой. Не из-под ксерокса, а гораздо большей. Всё-таки рублёвые купюры объёмистей долларов. Водка продалась и можно отбывать домой. Но как родственник шефа и ловкий негоциант, Нур решил совершить этот манёвр самолётом. Попросил довезти его вместе с коробкой в аэропорт. Проводы в ресторане с панорамой на лётное состоялись без сантиментов и мужских скупых слёз. «На сухую». Объявили рейс. Нур вдруг пододвинул ногой коробку к Витольду и сообщил:
– «Сейчас время такое… С этой коробкой меня в самолёт не пустят. Вы её лучше сами довезите».
И взмыв из-за стола соколом, спешно отбыл на посадку.
Члены экипажа успели только зло скрежетнуть вслед зубами. Понимающе переглянулись, не спеша допили кофе и двинули на стоянку аэропорта к фургону. Забросили коробку в спальник кабины, завелись с пол-оборота и тронулись. Дом маячил в глазах подрагивающим миражом. И было до него каких-то восемьсот сорок километров пути.
Проезжая деревню, присоседившуюся к трассе, заметили впереди стоявший на обочине милицейский УАЗик и фигуру в форменной шинели, машущую полосатым жезлом. Притормозили. Оказался местный участковый. Попросил подвезти двух человек. Возразили было, что не по правилам ехать в кабине в четвером. Но участковый пререкаться не стал. Объяснил ситуацию по-человечески. Зека отпустили с лесоповала на побывку в деревню. За примерное поведение и перевыполнение плана. Он, как водится, дома от радости «нажрался». Стал наводить порядки в избе и округе. Начал с жены, перекинулся на соседа и так далее. Закончил в подвале местного КПЗ.
Доставить в лагерь участковый его не в состоянии. Ехать сорок километров, да потом обратно «пилить». А в управе бензина с роду не допросишься. Пришлось звонить в лагерь. Оттуда прислали опера. Своим ходом. Вот бы их обоих подвезти, если не трудно. Около УАЗика уже стояли в готовности двое. Усатый опер с портфелем. В гражданском пальто, из-за ворота которого виднелся камуфлированный бронежилет. Рядом пожилой сухонький зек. Типичный «человек в телогрейке» и цигейковой ушанке. Безмятежно переминался он с ноги на ногу.
Члены экипажа закатили глаза к потолку кабины, обматерились мысленно. Вздохнули, понимающе пожали плечами и приняли пассажиров на борт. Всю дорогу опер отчитывал штрафника вятским говором, поглаживая усы с завитками, как у пожарника со старых плакатов. Ругал больше на показуху, потому и беззлобно. Как бы за себя и за того парня извиняясь. Зек равнодушно молчал, лишь прищуривался в полуулыбке на солнце. Наверняка вспоминал, как
