всего один семестр, он уже прекрасно понимал, что таких «местечек» не существует.
Лучше бы он занял эти сто девяносто пять тысяч в банке и открыл собственный бар. Теперь он бы уже печатал деньги и наслаждался жизнью.
Марк вошел в «Старую рыжую кошку» вскоре после наступления темноты и занял свое любимое место в конце стойки. Они с Тоддом стукнулись кулаками, и Марк сказал:
– Рад видеть тебя, приятель.
– Я тоже, – ответил Тодд, пуская другу по стойке запотевшую кружку светлого пива. С высоты своего здешнего положения он мог бесплатно угостить любого, кто ему нравился, и Марк годами ничего не платил.
Поскольку студенты разъехались на каникулы, в «Кошке» было немноголюдно. Опершись на локоть, Тодд спросил:
– Ну, что собираешься делать?
– Да вот, провел сегодня полдня в старой доброй «Несс Скелтон», копировал и раскладывал в подвале бумаги, которые никто никогда не прочтет. Очередная глупая работа. На меня даже средний персонал смотрит снисходительно. Ненавижу это место, а ведь меня еще туда даже не приняли.
– Договора все еще нет?
– Никакого, и перспективы с каждым днем становятся все более туманными.
Тодд сделал глоток из своей кружки, спрятанной под стойкой. Даже с учетом его положения пить на работе не разрешалось, но хозяина сейчас не было.
– Ну, а как прошло Рождество в доме Фрейзеров? – спросил он.
– Хо-хо-хо. Я провел там десять тоскливых дней и сбежал ко всем чертям. А что у тебя?
– Три дня, а потом долг повелел мне вернуться на работу. Как там Луи?
– По-прежнему в статусе обвиняемого, по-прежнему в ожидании реального заключения. Наверное, я должен был бы ему сочувствовать, но желание пропадает, когда я вижу, как он дрыхнет полдня, а вторую половину валяется на диване, смотрит «Судью Джуди»[4] и проклинает свой ножной браслет. Бедная мама.
– Ты слишком строг к нему.
– Недостаточно строг. В этом вся беда. С Луи никто никогда не был строг. В тринадцатилетнем возрасте его поймали с травкой, но он свалил все на своего друга, а родители, разумеется, сразу бросились на его защиту. Его ни разу не привлекали к ответственности. До сегодняшнего дня.
– Облом, парень. Представить себе не могу, каково это – иметь брата-заключенного.
– Да уж, передряга. Я и хотел бы ему помочь, но ничего не могу сделать.
– Про твоего папашу я уж и не спрашиваю.
– А я его и не видел, и от него ни слуху ни духу, даже открытки не прислал. Ему пятьдесят – и он гордый папочка трехлетнего малыша, так что, полагаю, изображает Санта-Клауса. Выложил под елку кучу игрушек и улыбается, как идиот, глядя, как дитя визжит от радости, спускаясь по лестнице. Крыса!
Двое студентов вошли в бар, и Тодд отошел
Остросюжетное реалити-шоу с участием женщины-судьи, оказавшей огромное влияние на американскую систему правосудия.
