его, мы абсолютно ничего не выигрывали, а лишь бездарно тратили драгоценное время. Так и произошло. Лишь только мы развернулись для маневра, как в небе появились пока еще далекие, но быстро приближающиеся темные силуэты.
Боевые платформы шли с запада. Их было много, точно больше десятка. Я уже сталкивался с этими огромными машинами смерти, а потому прекрасно знал: для того чтобы покончить со всей нашей бригадой, вполне хватит и пары таких летучих дредноутов. А тут целая армада!
Передав сигнал тревоги, я стал уводить свою группу. К тому времени у меня оставалось пятнадцать машин. Никакой возможности сражаться с платформами, конечно же, не имелось. Так что уходить, спасать тех, кто все еще остался в живых – это был единственный разумный выход.
К вечеру того дня я вывел четыре танка к Малоярославцу, месту, где дислоцировались тыловые и ремонтные службы нашей бригады. Кроме нас больше никто туда не вернулся. Две с половиной тысячи человек безвозвратно сгинули, уже в который раз доказав нашу полную неспособность противостоять напасти под названием ханхи.
Это было ясно всем. Как говорится, плетью обуха не перешибешь. Но все же, по старинной русской традиции козла отпущения требовалось отыскать, и без приказа покинувший поле боя полковник Ветров на эту роль подходил как нельзя лучше. Именно для этого он и был вызван пред ясны очи генерала армии Терехова в его трехуровневый бункер невдалеке от города. Я прибыл туда вовремя, очень вовремя, ибо через четверть часа после того, как за мной закрылась толстая стальная дверь, жизнь на поверхности перестала существовать.
– Дядя Максим! – громкий мальчишеский голос пробился сквозь рокот двигателей и выдернул меня из сумрака тягостных воспоминаний.
– Чего тебе, Павел? – я повернул голову и поглядел на белобрысого пятнадцатилетнего парнишку в грязной войсковой разгрузке, который высунулся из-за двери пилотской кабины.
– Вас летчик зовет, – прокричал пацан и мотнул головой в сторону пилотов, которых я, конечно же, видеть не мог.
С благосклонного разрешения командира винтокрылой машины Пашка все время ошивался в пилотской кабине и добровольно исполнял роль связного между летчиками и нами, пассажирами. Правда, с этим делом он не особо напрягался. Вернее вообще не напрягался. За все время полета пацан лишь первый раз осчастливил нас своим присутствием.
– Что там? – я отстегнул прицепленный к страховочному ремню карабин и стал медленно отползать от двери. Что поделаешь, рожденный ползать летать не может, ну или не любит.
– Там туман, – выдохнул мальчишка, и в его голосе отчетливо, очень отчетливо послышался страх.
– Туман? – я, наконец, поднялся на ноги и глянул сперва на Пашку, а затем, проследив за его взглядом, и на Лизу.
Моя подруга сидела совсем рядом и своими большими карими глазами тоже смотрела на Павла. Как и я, она все еще ничего
