Вот уж чего точно не собиралась делать, но и переубеждать ее не стала. Прекрасно понимала, насколько переживает мама, видя мою неустроенность в личном плане. Те отношения, что у меня были с Асмодеем, она и отношениями-то не считала. А в последнее время даже разговоры перестала заводить на эту тему. Догадывалась, что мама спит и видит, когда я брошу таинственного парня, который только и умеет, что портить настроение ее дочери. Так думала мама, а папа так и вовсе временами называл его придурком, не скрывая своей неприязни. Что я могла поделать или сказать? Да и на их месте, наверное, вела бы себя так же.
Воскресенье я посвятила творчеству. Когда мама впервые увидела, кого я изображаю на холстах, то пришла в ужас.
– Что это за уродцы?! – воскликнула она.
Я в этот момент добавляла последние штрихи к портрету химеры. Да-да, ее я решила вернуть в свою коллекцию. Вернее, всю коллекцию я дублировала, потому что первая так и осталась в царстве Люцифера. Сомневалась, что кому-то она там нужна, но и смотаться за ней не испытывала никакого желания.
– Мам, кажется я нашла свое направление в живописи, – заявила я ей тогда, с философским видом разглядывая полотно.
– И какое же? – с недоверием уточнила мама, не переставая коситься на страшилу, которую мне снова удалось воплотить как живую.
– Гротеск, понимаешь?
– Если честно, не очень.
– Мне нравится изображать подобных монстров, показывая их истинную сущность. Ну по крайней мере, я стараюсь это делать. Вот смотри… – я достала из составленных возле стены уже готовых портретов изображение Федора. Моментально последовала реакция, к которой я уже привыкла, когда смотрела на моего любимого черта, – сердце сжала боль, но длилось это недолго. Сразу же за болью не заставила себя ждать улыбка, растянувшая губы. – Что ты думаешь о нем?
– О ком? О черте что ли? – мама даже перекрестилась, хоть раньше я не замечала за ней особой религиозности.
– Да. Об этом черте. Только присмотрись к нему повнимательнее.
Уступив моей просьбе, мама приблизилась к полотну, которое я установила на мольберте вместо химеры. Она не торопилась делать выводы, внимательно всматриваясь в изображение. А потом повернулась ко мне и выглядела при этом слегка растерянной.
– Странное дело… Вот вроде черт же. Рога, копыта, хвост, все на своих местах. Но почему-то когда смотрю в его глаза, он кажется мне человеком и довольно добрым.
– Именно, мамулечка, именно! – радостно обняла я ее. – Он такой и есть. Видишь надпись? – указала я на то место на картине, где сама и написала: «Самый лучший черт в мире – Федор».
Мама, конечно же долго смеялась после этого. Но не над моим чертом, нет, а над его именем. А я смотрела на Федора и понимала, как ужасно по нему соскучилась. Сейчас бы посидеть с ним рядышком, поболтать обо всем, разглядеть чертинки в его глазах. Да пусть бы даже лизнул меня, чего терпеть не могла… Лишь бы увидеть его. Грусть не
