это место нашел?
– Очень просто, по спутниковой карте, – ответил Паша. – А потом пару раз сюда на самокате съездил.
– Так тут же охрана. Как тебя пропустили?
– Там, за цехами, дыра в заборе – хоть на тракторе заезжай. К тому же, охранник бухой постоянно.
– Дай-ка сюда фонарик.
Матвей, порыскав лучом по стенам, нашарил огромную красную звезду, раскинувшуюся почти под потолком. Справа от нее был обнаружен такого же конского размера гипсовый Орден Ленина, а слева – Орден Красного Знамени.
– Надо бы от пыли эту красоту отчистить, – задумчиво произнес режиссер, обведя орденскую планку лучом.
– Хер туда заберешься, – ответил Паша. – Лучше на пост-продакшене забацаем.
– Ну, можно и так.
Обходя по широкой дуге левиафана, упершегося в пол чугунными лапами, Матвей думал о том, что надо бы потом узнать, какие такие компоненты коммунизма штамповала эта адская машина, но тут же признался себе в том, что ему это положительно пох, так же как и песня, которую жена брата собиралась мурчать на фоне станков, так же как и дальнейшая судьба еще не снятого видеоклипа, который, изнасиловав зрительские глаза и уши тысячекратными теле-эфирами, потонет затем в безвестности вместе с Ликой, вместе с ее респектабельным супругом и вместе с ним, Матвеем, срежиссировавшим это мелодраматическое говно.
– Твою ж мать! – воскликнул вдруг режиссер, зацепившись носком ноги за торчавшую из пола скобу.
Чудом не завалившись лицом вперед, он все же удержался на ногах – не в последнюю очередь благодаря Пашке, успевшему ухватить старшего товарища за шкирки. Осветив злосчастную скобу фонариком, Матвей установил, что она привинчена к крышке люка, рванул крышку на себя и в следующую секунду уже заглядывал в темный проем, ведущий вниз.
– Полезли – тут лестница есть, – бросил он Паше, маячившему чуть поодаль.
– Да ну на хер, я не полезу, – ответил юноша, теребя лямку раритетного фотоаппарата, украшавшего его грудь. – Еще неизвестно, что там.
– Вот и узнаем! Как же жажда неизведанного, поиск новых локаций и прочая романтическая херня? Давай, ссыкло!
На самом деле Паша не был ссыклом, хотя действительно побаивался того, что можно было встретить в заводском подвале – крыс, пауков и мумифицированного трупа какого-нибудь передовика производства. Наблюдая за тем, как режиссер, зажав в зубах фонарик, спускается вниз по вертикальной лестнице со стержнями-перекладинами, он размышлял о том, что Матвей Корчагин воистину достоин уважения. Давно работая с самыми разными режиссерами, в том числе иностранными, Пашка прекрасно мог отличить алкогольное похмелье от кокаинового – так же, как мог на глаз установить, сколько таблеток экстези сожрал вчера тот или иной деятель искусств. И то, что режиссер, к которому он был
