Вот моя – она у меня девять лет, стоила долларов четыреста пятьдесят. А сколько пользы? Сколько перестирано, выполоскано, выжато, высушено? Абсолютно молча, без стона, без жалобы, без единого каприза. Какое человеческое существо сделало бы для меня все это – за четыреста пятьдесят долларов? Но к стиральным машинам принято относиться, как к рабыням. А вот телевизор – он идол. Потому что телевизоры транслируют грезы. Манипулируют тонкой субстанцией мечты, профессионально и непосредственно: через глаза и уши прямо в головной мозг, плюс двадцать пятый пресловутый кадр.
Еще, конечно, изощрены в понимании, что есть фетиш, люди из индустрии игрушек.
Самую острую, до дрожи, жажду обладания вещью я испытала лет в шесть. Вещь была такая – маленький глобус из чего-то вроде стекла или хрусталя, переливающийся огнями. Он издавал даже какое-то тихое пение или звон, и картинка в нем не просто сияла, но и менялась, как в калейдоскопе или в телевизоре. Этот глобус мне примнился, как мнятся изобретателям их изобретения. Никаких практических или магических свойств у него не предполагалось, это был предмет искусства в чистом виде. Желание владеть маленьким глобусом сводило меня с ума, даже голова кружилась, и слабели колени, даже подташнивало от желания – буквально подташнивало. Однажды это желание достигло такой крайней степени, что я поняла: если ничего не произойдет, оно просто разорвет меня изнутри. Есть такая фигура речи – «распирало от желания» – вот именно это я и испытала. Это было в детском саду, на прогулке. Закрапал дождик, нас загнали на веранду (знаете эти особые детсадовские веранды – не веранды при здании, а отдельно стоящие, замыкающие буквой «п» площадку для прогулок). Мы встали на край веранды и стали смотреть, как капли прибивают пыль и песок. Вот тут-то мое желание достигло пика. Я набрала много воздуха и сказала:
– Вот сейчас, только что, я видела на ступеньках маленький глобус. Он светился и звенел…
Я была почти в обмороке – оттого, что вру, и оттого, что моя неистовая жажда получает какую-то реализацию.
– Он светился изнутри, и в нем все перебегало с места на место.
– Да, я знаю. Это в нем перебегают разные страны, – неожиданно вступила одна из девочек. Ее звали Катя – Катя Игнатьева.
Я обомлела, потому что не ожидала поддержки. Скорее – недоверия. Готовилась убеждать, уверять, божиться: действительно, только что видела, на ступеньках.
– А где ты его видела? – заинтересованно спросила Катя Игнатьева.
Пришлось указать на какое-то место.
– Да, это я его здесь уронила. Это мой глобус. Мне его подарила Элла!
Элла – это была девочка, которая пробыла в нашей группе дня три, а потом исчезла навсегда. Катя Игнатьева уверяла, что эта Элла была и осталась ее лучшей подругой.
Значит так: это ее глобус. Ей его подарила Элла. Пока шел дождь, Катя Игнатьева успела рассказать кучу увлекательных историй про глобус, про необыкновенную
