Центр его антигравитации. Виктор Викторович Хурбатов

      Автопилот такси выбрал нижний путь, так что они летели между небоскребами, чьи композитные стены переливались в тон рассвета.

      «Восьмиминутные фотоны света достаточно сильны, чтобы окрасить многовековой город в свой цвет, а я не могу найти выход и, главное, причину. Почему бы мне просто не сломать окно и не закончить путь в этом чувстве падения?»

      Михаил односложно отвечал на все расспросы Джэй и, кажется, много читал на внутреннем экране.

      – У тебя правда нет провалов в памяти? – она не понимала, что ее больше беспокоит, слова врача или перемены в его поведении.

      – Честно говоря, некоторые вещи я не помню, – он отстраненно смотрел на город. Непонятно было, где его сейчас больше, с этой стороны окна или с той. – Но постепенно всё вспоминается. Ты не переживай.

      Только на последней фразе он к ней повернулся, но Джэй не хотелось выяснять, что это, желание успокоить или страх не посмотреть в глаза во время вранья.

      По возвращению домой бионик предложила включить старые фильмы, но её человек только меланхолично посмотрел «сквозь нее», хотя не было похоже, что он в восторге от сибирских пейзажей на стенах. Несколько часов Михаил лежал в кровати, уткнувшись во внутренний экран, а Джэй сидела за столом спиной к нему и перечитывала классику, пытаясь понять, какой из миров шахматиста более реален, там, где есть шахматы, или где их нет.

      Дело было не только в нарушении обычного распорядка их жизни, хотя после кино ее обычно ждало время миллиона сенсорных вспышек в его объятиях. Что-то было еще. Он был отстраненным, но это могло объясняться послеоперационным синдромом. Он был далеко. И он был не её. Или её, но … нет, она боялась перевернуть эту фразу, чтобы не перевернуть все остальное.