это уныло.
Дача
Лето у нас – время великого переселения вещей. Что делать вот с этими рваными джинсами? Отдать бедным – неловко, они же рваные. Выбросить – неэкологично. Да и жалко, если честно. Ведь эти штаны хранят память о твоем личном теле, столько часов обнимали твою задницу, теснее некуда, столько пережили вместе. Почти у каждой семьи имеется какая-никакая dacha (одно из немногих русских слов, получивших международное признание), и именно в сторону этой дачи, как перелетные птицы или стайки термитов, летом тянутся старые вещи, чтобы осесть там навсегда, занять достойное место в лучшем углу сарая или потихоньку раствориться в суглинке – как повезет. Получается, что дача – это вроде чистилища для вещей, отстойник между раем и адом.
Если в городские квартиры (а также коттеджи и загородные дома) покупаются вещи, то дачи наполнены истинными артефактами. Крайне редко что-то приезжает сюда из магазина, обычно вещи для дачи не приобретают – их сюда ссылают. Сначала выдерживают на балконе (это уже наполовину как бы не-помещение), потом этапируют за город. Последнее прибежище – дачный сарай, где десятилетиями хранятся вовсе ни с чем уже не сообразные ржавые раковины и кастрюли; но в успешном случае предмет оседает собственно в доме, и это – надолго. Подсвечник в виде рогов. Пять монгольских гипсовых масок с черепами. Пластмассовый веер с оплавленным капроновым кружевцем, драгоценная семейная фотография в рамке из фальшивой бронзы, осыпающаяся оленья шкурка, календарь за 1978 год с подмигивающей японкой, громоздкая деревянная хрень непонятного назначения – сувенир из Болгарии. Переплетенные в картон романы Ирины Грековой и Даниила Гранина из журнала «Октябрь», собрание сочинений писателя по имени Алоизий Ирасек, образцы кристаллов – кварцы и сланцы. Вымпел «Победитель Универсиады». Электрический камин с искусственными угольями: вилка на шнуре давно разболталась, но можно ведь починить…
Такие вот фарфоровые клоуны продаются в любом переходе, но именно этот клоун – он еще бабушкин. И деревянный орел «Привет с Кавказа» стоял у бабушки на комоде, тем и дорог. А вот клеенку с лебедями – ее купили прошлым летом у тетки, к которой ходили за яйцами. Десятку отдали. Клеенка у нее в курятнике валялась, пришлось от помета отмывать. А вещь-то отличная, настоящий раннесоветский рыночный китч – мы понимаем.
Если интерьеры загородных домов и коттеджей – это нечто из журналов и каталогов, то шестисоточный стихийный стиль воспроизводит сам себя. Полугородской, полудеревенский, полупролетарский, полуинтеллигентский. Менее всего крестьянский, очень советский и довольно убогий, но все-таки чем-то приятный – искренний. Поселковый.
Пожив на даче хоть месяцок, кандидаты естественных наук и завкафедрами теряют свою идентичность, превращаясь в дачников – людей с поселковой психологией. Суть ее выражается народной формулой «чтобы не было стыдно». Перед кем – перед своими. Перед соседями.
Если
