швов, – сказал мой отец.
А моя мать сжала его руку.
– Думай, этот не очень цивилизованная отель, – сказал немец.
– Это есть дикий место, – сказала загорелая атлетка, но тут же поспешила усмехнуться. – Думай, это nicht очень страшный рана. – Она повернулась к моим отцу с матерью и дежурному клерку. – Думай, нам не надо очень кароший доктор, починить эту рану.
– Лишь бы только не еврей, – пошутил немец.
Он закашлялся. Фрейд был за дверью, и его никто пока не видел; он никак не мог продеть нитку в иголку.
– Это не еврей, я уверена, – рассмеялась загорелая принцесса. – Они не имеют евреев в Мэне!
Но когда она увидела Фрейда, у нее уже не было такой уверенности.
– Guten Abend?Meine Dame und Herr, – сказал Фрейд. – Was ist los?[2]
Мой отец сказал, что Фрейд в черном пиджаке казался таким маленьким и настолько был обезображен этими его шрамами от нарывов, что немедленно складывалось впечатление, будто свою одежду он украл – причем по крайней мере у двух различных людей. Даже его самый бросающийся в глаза инструмент был черным: черный моток ниток, который он сжимал в руках, обтянутых серыми резиновыми перчатками, какими пользуются посудомойки. В маленьких руках Фрейда лучшая иголка, найденная им в «арбутнотовской» прачечной, выглядела слишком большой, как будто он схватил иголку, которой зашивают паруса на гоночных яхтах. Хотя, возможно, так оно и было.
– Герр доктор? – спросил немец, и его лицо побледнело еще больше.
Его рана тут же перестала кровоточить.
– Герр доктор профессор Фрейд, – сказал Фрейд, подходя ближе и склоняясь над раной.
– Фрейд? – переспросила женщина.
– Jа, – ответил Фрейд.
Когда он выливал первую стопку виски на рану немцу, виски попало больному в глаз.
– Опа! – сказал Фрейд.
– Ослеп! Я ослеп! – завыл немец.
– Nein, вы nicht ослепли, – сказал Фрейд, – но глаза надо было закрывать.
Он выплеснул еще одну стопку на рану, после чего приступил к работе.
Утром управляющий попросил Фрейда не выступать со Штатом Мэн до тех пор, пока не уедут немцы: они должны были отплыть, как только на их большое судно будет загружен запас продовольствия. Фрейд наотрез отказался облачиться в костюм доктора; он настоял на том, что будет возиться со своим «Индианом» 1937 года в комбинезоне механика. В этом-то наряде немец его и обнаружил, в не так чтобы совсем неприметной, но довольно уединенной ложбинке за теннисным кортом, на пути к морю. Огромное перевязанное лицо немца изрядно распухло. Он приблизился к Фрейду очень осторожно, как будто маленький мотоциклетный механик мог оказаться братом-близнецом давешнего «герра доктора профессора».
– Nein, это он, – сказала загорелая женщина, прицепившаяся к руке немца.
– И что доктор-еврей лечит этим утром? – спросил немец Фрейда.
– Свое
Добрый вечер? Дама и господин. Что случилось?
