его из милосердия в Боттениге?
– Больно? – он ожидал, что тетивщик огрызнется, но тот лишь неловко повел плечами.
– Переживу, не впервой мне.
Воцарилось тягостное молчание – продолжать ссору задора не было, а перемирие требовало чьего-то первого шага. И вдруг Пеппо неохотно улыбнулся одним углом рта:
– Сердечно ты меня приложил. Запомню наперед, зубы-то еще пригодятся.
Годелот хмуро посмотрел на тетивщика, но не выдержал и фыркнул, чувствуя, как разрядилась раскаленная тишина.
Они снова сели у костра и по очереди приложились к фляге.
– Вот что, – Годелот подложил в костер хвороста, – до завтра останемся здесь. Ежели снова не перегрыземся – к утру твои раны перестанут кровить, и можно будет ехать без задержек.
Пеппо лишь кивнул. Потом, помолчав, примирительно повернулся к Годелоту:
– Мак-Рорк… ты не сердись. Сам знаю, от меня радости – как от гвоздя в пятке, – он вздохнул, хмурясь и словно не зная, продолжать ли, – матушка у меня вчера умерла, даже похоронить не позволили. Темно мне…
Кирасир перекрестился:
– Все в руке Божьей. А отчего похоронить не дали?
Пеппо невесело усмехнулся:
– Как же. Не мне, бесову прислужнику, землю церковную рыть.
Годелот, уже забывший, как недавно называл спутника «ядовитым гнусом», нахмурился:
– А бесы тут причем?
Пеппо неопределенно повел плечами:
– Ну… Увечных, знаешь, и так многие побаиваются. А я и рад был страху нагнать, иначе совсем заедают. Матушка и прежде говорила, что соседские сплетни страшней суда Божьего. Да я разве слушал…
…Костер уже догорал, а Пеппо все говорил. Умолкал, хмурясь и мучительно кусая губы, будто пытаясь сдержаться, а потом переводил дыхание и снова говорил, уводя Годелота в прежние, счастливые дни своей жизни. Он никогда никому не рассказывал прежде ни о своем детстве, ни о матери, пряча эти бесценные воспоминания от чужих любопытных глаз. Но сейчас отчего-то не мог остановиться, будто перебродившая брага пеной хлестала из треснувшего бочонка. А Годелот молчал, завороженно слушая эту полную любви и скорби сагу, словно последнюю дань памяти ушедшей женщины.
***
Над берегом реки сгустилась теплая темень. В прибрежных камышах надрывались лягушки, сверчки выводили трели в траве под деревьями, крупные звезды озаряли по-летнему низкий темно-синий небосвод. На берегу пылал уютный костерок, у которого двое недавних недругов мирно коротали поздний вечер. Пеппо с нескрываемым удовольствием переплетал узду вороного, расседланного и пасущегося неподалеку. Годелот праздно лежал на траве, глядя на малопонятные, но всегда восхищавшие его звездные узоры.
– Хороши? – Годелот вздрогнул, недоуменно поглядев на Пеппо.
– Чего?
