взглядом посмотрел он в глаза ночного гостя. Больше всего в этот момент Отец Алексий боялся услышать «нет».
Тихон кивнул. Он уже немного остыл от первоначального потрясения из-за осквернённого жилища Господа нашего. Отец Настоятель учил, что абсолютно всё надо совершать только в спокойных чувствах. И даже если поругана Русь Святая, всё равно требуется привести в порядок свои чувства, и только потом, бросаться на её защиту.
«Наши злые эмоции – наш первейший враг» – иногда приговаривал Отец Настоятель, а ратоборцы внимали каждому его слову.
– Да, Батюшка, – кивнул Тихон. – Из Ордена. Кто это сделал?
– Я не знаю, – опустил голову священник. – Точно не здешние. Нет здесь тех, кто способен хоть на половину такого…
– А кто был? Проезжал недавно? – инок бросил ещё один короткий взгляд на человека под тулупом. Точно не ребёнок. Может Матушка? Тогда зачем её прятать?
– Здесь каждый день много народа проезжает. Москва рядом.
– Такое не каждый может сделать, – Тихон пристально следил за Отцом Алексием. У него и в мыслях не было подозревать в чём-то этого человека. Просто была какая-то странность. И Тихон её не понимал. – Только тот… – не смог он подобрать слова.
– У кого Бога в душе нет.
– Или у кого другой бог, – продолжил ратоборец, демонстративно посмотрев на человека, спрятанного под тулупом.
Уловка сработала. Отец Алексий замер, словно окаменел. Неизвестный снова тихо застонал. Инок встал и подошёл к лавке. Дёрнул вытертый тулуп. В доме священника лежал басурманин. Худощавый, с жёсткими чёрными волосами, тонкими усиками. Его глаза закатились, губы нервно подрагивали. На смуглом лице виднелся пот. Кожаная рубаха на груди подрана. Четыре неглубоких параллельных пореза остались на теле иноземца. Тихон, примериваясь, приложил к ним руку. Такие раны мог оставить медведь. Странными казались края. Они не заживали и покрылись зелёной слизью.
– Сын мой… – донёсся тягучий голос священника. – Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какой мерой мерите, такой и вам будут мерить. Это не он сделал. Третьего дня этот несчастный уже лежал здесь. Из-за того, что он бился в горячке, я не смог пойти… Он мне жизнь спас.
– Батюшка, а где и когда вы его нашли? – ратоборец внимательно рассматривал раны на груди басурманина.
– Пятого дня здесь проезжал Яшка. Купец московский. Уж не знаю, что он вёз, и откуда у него такие люди… Но после него и появился этот несчастный. Самому выходить его что-то не получается, а кому показать… растерзают ведь бедного, – послышалась скорбь в голосе священника.
Теперь Тихону стало всё понятно. И действительно, если обратиться к местной знахарке, то вскоре придёт всё село. А толпе уже ничего объяснить и доказать не получится. Разгневанные прихожане растерзают басурманина.
Спать
