щетинится колючей проволокой, волей-неволей вынуждена рапортовать о бодром зачатии очередного рабочего утра.
Поселок просыпается вслед за лагерем. Простужено сипят петухи, вяло блеют овцы, звенят колодезными ведрами хозяйки деревенских домов. Вольные собаки по-соседски поругиваются со сторожевыми псами. Начинается какофония пробуждения многотысячного рабочего поселка. Со стороны завода тянется шлейф желтого ядовитого дымка, лязгают доки, рабочие ночной смены устало расходятся по домам. Над Черной речкой раздвигается завеса плотного тумана. Высвечиваются камуфляжные спины ранних рыбаков.
Промежность делает первые глубокие вздохи. Утро. Сонное оцепенение было коротким и тревожным, как забытье больного человека.
Соседи кивают головами. Мужики здороваются за руку. Ритуал.
– Привет, Петро, опять на прогулку? – спрашивает седой фермер-татарин Марат, просыпающийся раньше всех остальных, чтобы вывести стадо овец на полоску пойменного луга. – Как здоровье?
– Привет, Марат, – отвечаю я, пожимая сухую крепкую ладонь фермера. – Здоровье мое только с утра. Потом начинается борьба за это здоровье. Что поделаешь? Старость.
– Да, – соглашается он. – Старость. Заходи ко мне облепиху рвать. Я это дерево не обираю. А ягода полезная. Омолаживает.
– Спасибо, зайду. Грибы не появились?
– Почему? – удивляется он. – Я уже три корзины белых собрал. В затоне. Там леса хорошие.
– Надо сходить. Грибы-то есть можно?
– У нас я не беру. Опасно. Машка с поселка отравилась недавно. Внешне похожи на гигантские боровики, а внутри поганки.
– Что-то неладно в нашем королевстве.
– Грибы-мутанты.
– До людей не дошло? – смеюсь я.
– До людей? – не въезжает сразу татарин. – Я тебе так скажу. Раньше соседи были как соседи. Овец пасу на поле за домом. Хоть бы кто слово сказал. А теперь понастроили. Особняки, мать их. Напротив меня начальник полиции дочке отстроил три этажа. Рядом бизнесмены какие-то. Рынок держат. И мне уже замечания стали делать. Мол, от твоих овец пахнет. А что они хотели? Дачу своим детям хотят.
– А как же облепиха? Не портится?
– Ты что, Петр? Нешто я отравить хочу? У меня земля унавоженная. С черноземом. Для себя, чай, выращиваю. Несколько машин с затона привез. Скоро и овец перевезу. Присмотрел место у Больших орлов.
– Ну, извини. Приду.
Марат качает седой головой и растворяется в дымке тумана. Слышится дробный топот копыт, позвякивание колокольчиков и блеяние овец.
Я прохожу дальше.
В поселке обо мне мало знают. Даже соседи. Не общественный я человек. Хотя и работал когда-то в публичных пространствах.
Рассказывать о себе не люблю.
Не переношу
