меня впечатления дочери Козодоева, а скорее его клиентки.
Глаза красавицы на мгновение погасли, губы дрогнули. Она как будто смутилась, но быстро овладела собой и сказала:
– Сейчас я объясню поведение покойного.
– Как странно слышать это: «покойного»! – перебил ее Нейгоф. – Мне кажется, я только вчера видел вашего отца.
– А для меня не странно, а ужасно звучит это слово. Ах, если бы вы знали, какой человек был Евгений Николаевич! Как он был добр ко мне!.. Только это был человек не без странностей. Он все старался возвысить меня перед посторонними и ради этого всячески унижал себя, как будто не хотел, чтобы думали, что я – облагодетельствованная им, бедная, нет, не только бедная – нищая девочка, подобранная им на улице. Он все силы употреблял, чтобы я позабыла свое печальное детство. С вами он не говорил обо мне?
– Говорил, – покраснел Нейгоф.
– И я знаю, о чем он говорил. Он задумал поставить меня, бывшую босоножку, в ряды аристократии и для этого…
Софья Карловна не договорила и потупилась.
– Не вспоминайте! – воскликнул Нейгоф. – Я вижу, вам тяжело…
– Да, – прошептала красавица, – но поверьте, что в ту нашу встречу я еще ничего не знала о замыслах Евгения Николаевича, а когда узнала, – то возненавидела вас…
Заведомую ложь Шульц говорила так правдиво, что у графа не появилось никакого сомнения. Он верил в искренность своей собеседницы и любовался ею.
Всемогущее прошлое вдруг всплыло в его памяти, нахлынуло на графа при виде красивого женского личика, и этот несчастный человек почувствовал, что босяк Минька Гусар уходит далеко-далеко, а его место занимает граф Михаил Андреевич Нейгоф.
– Я понимаю вас, – прошептал он, – я знаю, что был противен…
– Да, не скрою и этого. Но отец рассказал мне, как вы обиделись, когда он предложил вам недостойную сделку… Я тогда почувствовала к вам уважение… Ваш поступок был благороден, в нем отразилась ваша душа – душа рыцаря. Потом, – вздохнула Софья, – произошла трагедия: умер мой несчастный отец. У меня не было времени думать о вас, я совсем было вас позабыла, но вдруг судьба напомнила мне и о вашем существовании, и о том, что вы несчастны.
– Судьба, вы говорите?! – воскликнул Нейгоф.
– Да, судьба! На похоронах Евгения Николаевича присутствовала полиция. Один из полицейских, наш хороший знакомый, вероятно, чтобы развлечь меня, рассказал о случае с вами, о том, как вас нашли без памяти, как отвезли сюда. Он назвал и ваше имя. Я поняла, что это были вы… Мне опять стало жалко вас. Я не могла противиться голосу сердца и решила вас навестить. Вы были в беспамятстве, но теперь я вижу вас выздоравливающим.
– И больше не придете?! – воскликнул Нейгоф.
– Я думаю, что теперь мои посещения могут быть лишними, – уклончиво ответила красавица.
– Не говорите, умоляю, не говорите так! – прерывисто заговорил граф, привставая с койки. – Вы сказали, что
