юношу по плечу. – Спасибо, что напомнил.
Он завязывает на затылке маску – косынку с прорезями для глаз, покрывающую всю верхнюю половину черепа.
– Кто его знает, – прибавляет старик, направляясь прочь из гримерной. – Может, однажды тебе выпадет шанс.
– Это вряд ли, – отвечает Том, хотя такова его голубая мечта, а тайны, механизмы, процедуры и непредвиденности эскапологии он познал лучше всех людей на свете, за исключением одного-единственного человека. – С моей-то ногой.
– Мало ли что на свете приключается, – говорит старик.
Том стоит, восхищенно глядя, как тот уходит: как выпрямляется спина, расправляются плечи, а походка становится упругой, однако спокойной и выверенной. Затем Том вспоминает пуговицу, застрявшую в колесике аквариума, и бежит за дядей – сказать. Но когда он подбегает к кулисам, оркестр уже завел увертюру «Тангейзера», а Мистериозо, раскинув руки, выступил на сцену.
Программа Мистериозо идет без остановок – от первого поклона до последнего артист не покидает сцену, чтобы переодеться, даже вымокнув до нитки во время трюка «Восточная пытка водой». Входы и выходы подразумевают надувательство, фальсификацию, подмену. Обтягивающий костюм обещает выдать любые припрятанные инструменты; постоянное присутствие артиста на сцене гарантирует чистоту и честность номеров. Посему труппа приходит в немалое смятение, когда – после оглушительной овации вслед за появлением Мистериозо из аквариума «Восточной пытки водой» (он без цепей, без веревок, без наручников, вверх головой и по-прежнему живой, по-прежнему дышит) – артист ковыляет за кулисы, руками зажимая пятно на боку, темнее воды и на вид липкое. Спустя миг, когда пятеро профсоюзных рабочих сцены укатывают аквариум, востроглазый Омар различает тянущийся за аквариумом след водяной мороси на подмостках и обнаруживает источник – крохотную, идеально круглую дырочку в стекле передней стенки. В зеленой воде аквариума вьется бледно-розовая лента.
– Отстаньте от меня, – говорит старик, с трудом волоча ноги к гримерной. Отталкивает Омара и Большого Ала. – Найдите его, – велит он, и оба растворяются в недрах театра. Мистериозо поворачивается к помрежу. – Дайте занавес. Пускай оркестр сыграет вальс. Том, со мной.
Молодой человек следом за дядей входит в гримерную и в потрясении, а затем в ужасе смотрит, как старик стягивает с себя промокшую фуфайку. На ребрах расцвела кривая кровавая звезда. Рана под левым соском невелика, но переполнена, точно чашка.
– Достань из кофра другой, – говорит Макс Мэйфлауэр, и отчего-то пулевое отверстие придает его словам еще большей весомости. – Надевай.
Том мгновенно догадывается, сколь невероятное требование сейчас предъявит ему дядя; в страхе, в возбуждении, слыша бесконечный звон «Голубого Дуная», он не спорит, не извиняется за то, что не оборудовал аквариум пуленепробиваемым стеклом, даже не спрашивает дядю, кто в него стрелял. Он просто одевается. Костюм он, конечно, примерял и раньше, тайком. Минута
