знаешь Джеки Робинсона[2]? – спросил он.
– Да.
– Так вот что я скажу тебе о Джеки – он добился успеха, потому что решил не огрызаться. Он отвечал на расистские выпады молчанием. Думаешь, ты сможешь так же?
– Да, смогу.
Я твердо смотрел Вудсу прямо в глаза, выпятив подбородок. Я знал, кто я, и знал свой характер. Я знал, каково это, когда тебя оскорбляют, смотрят с подозрением и даже ненавистью. Нет, я не готов был молча терпеть хамство, но я ответил то, что от меня ожидали услышать.
Мне задали несколько вопросов о том, как я жил и взрослел возле мексиканской границы в Эль-Пасо, в Техасе; каково это – быть молодым чернокожим в южном штате в самый разгар движения за гражданские права 1960-х. В мои подростковые годы Эль-Пасо был очень либеральным южным городом. Мы не испытали такой расистской риторики или насилия, как это происходило в Глубоком Юге, выступавшем против движения за гражданские права. Мы знали об этом только из вечерних новостей. В этом смысле движение за гражданские права обошло меня стороной – для меня оно было просто телешоу.
Моя же собственная жизнь представляла собой мультикультурный замес из мексиканцев, черных и белых. Сюда добавлялось военное присутствие, весьма разнообразное. Это был дальний уголок страны, живущий по своим законам, хотя у него не было прививки от расовой нетерпимости. Я родился в Чикаго, и то, что моя мама решила перевезти нашу семью в Эль-Пасо, было лучшим решением в ее жизни. Этот город почти не знал нищеты, преступности и конфликтов чикагской Южной Стороны, где мне пришлось бы взрослеть, если бы мы не переехали. Вся моя жизнь пошла бы по-другому.
Собеседование продолжалось, и Вудс позволил другим забрасывать меня вопросами. Моя личная жизнь была разобрана по косточкам. Бабник ли я? Нет. Часто зависаю в ночных клубах? Не особенно. Много ли я пью? Иногда прикладываюсь. Принимаю ли наркотические вещества? Только если их выписывает врач. Я никогда не пробовал незаконных наркотиков вроде марихуаны, что для парня моих лет в тот период было практически неслыханным делом. Мой ответ восприняли с явным недоверием. Был ли я когда-либо замешан в то, что могло бы опозорить департамент? Нет, не был.
– Как видишь, в этом департаменте нет черных. Эти люди привыкли иметь дело с черными только в одном случае – когда они их арестовывают.
По ходу собеседования все чаще затрагивались «несносные ниггеры» и моя возможная реакция на такое обращение со стороны персонала департамента или гражданских лиц во время исполнения служебных обязанностей.
Смогу ли я сдержать свой язык и эмоции и не наброситься на тех, кто позволит себе такое? Как насчет моей лояльности к департаменту? Поскольку я тут единственный черный, есть вероятность, что черное сообщество попытается оказать на меня давление, требуя верности «братьям». Отборочная комиссия хотела знать, не дрогну ли я.
Это довольно расистские вопросы, если
Джеки Робинсон (Джек Рузвельт Робинсон, 1919–1972) – первый темнокожий игрок в американской Главной лиге бейсбола.
