это святое. Так что родных ты просто обязана увидеть. Тал говорил – у тебя остались дочка, внучка… Есть варианты. Это не быстро, очень не просто. Но… Раз у вас с Талом теперь общая кровь… Надежда есть. Только тебе нужно подождать, овладеть способностями, закрепится энергетически. Тогда… возможно многое. В общем, Тал тоже заступался за мать. Хейла не взяла ни копейки из отсуженного у Эльгарда состояния. Но ее заработок… и вообще то, чем она занимается… Хм…
– Ты про лекарства и эликсиры из крови? – уточнила я.
Вира кивнула.
– Понимаешь, кровь – очень сильная субстанция. Тем более наша. Там уйма остаточной энергии… Она и владельцу навредить способна. Такие манипуляции всем могут аукнуться. И даже не один раз. Хейла не проверяет длительный эффект своих препаратов. Ни для доноров, ни для тех, кто пользуется ее средствами. Что станет с клиентами через год, через десять лет… это ей уже не интересно. Заплатили сполна, результатом довольны, больше ей ничего не нужно.
Вира отвернулась к окну, словно залюбовалась на далекий глиняный горшок с пышными кустами тяжелых цветов, похожих на пионы.
Почему методы Хейлы так волновали ее? Я хотела спросить, но на лице Виры заходили желваки, совсем как у брата, когда он сильно переживал. В мой щит от чужих эмоций словно ударила мощная воздушная волна. Я почти физически ощутила, как он гнется, сопротивляется, поддается. Че-ерт!
В ушах раздался оглушительный треск – словно лопнула плотная холстина и начала рваться, расходясь надвое.
Меня накрыла боль – сильная, острая она резала тело сотнями лезвий, жалила сотнями жал. Аж в глазах потемнело.
Я вцепилась руками в стол, напряглась так, что плечи и шею свело судорогой, и попыталась восстановить щит, как советовала Хейла.
Ощутила ауру, словно наполненную густой, вязкой энергией. Взяла оттуда как можно больше – столько, сколько смогла отсоединить. Представила, как бесформенный кусок чего-то незримого превращается в непроницаемый шлем, вроде мотоциклетного. Мысленно надела его на голову… Уфф… отпустило.
Дикая боль ушла, ощущение, что в висках шумит и бурлит, пропало, в ушах зазвенела тишина.
Я бессильно откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. И будто издалека услышала слова Виры.
– Прости. Кажется, ты словила мои эмоции. Подруга, Мирта обращалась к Хейле. Она наполовину человек, как и сама ведунья. Так зовут Хейлу некоторые ее клиенты. В общем…
Я разлепила свинцовые веки – Вира смотрела сейчас почти как брат. Так, что прервать наш зрительный контакт казалось почти преступлением.
И без того длинное лицо барменши осунулось, желваки все еще бешено двигались, щеки резко втянунулись.
– В общем… Она сильно болела. Что-то с легкими… Необратимое для нашей медицины. Болела с рождения, но где-то годам к тридцати резко сдала, умирала на глазах. Задыхалась, не могла ходить, едва говорила. А врачи только разводили руками. Говорили – так и должно
