Погорел он так: от армии, вишь ли, решил избавиться. Ну и присоветовали Бабухину обратиться к одному врачу, психиатру… Тот здорово наблатыкался освобождать маменькиных сынков и бздюхаляев. Хитро работал мужик…
Сусликов встал, заглянул в облезлый шкаф, вытащил бутылку, посмотрел на свет. Пустая… И со вздохом поставил на место.
– Как же тот врач действовал? – заинтересовался Акатов.
– Очень просто, – снова сел хозяин. – Приходит к нему клиент, говорит, через полгода, мол, призыв. Как бы отбояриться? За эти, конечно. – Разжалованный капитан сделал известный жест пальцами. – Психиатр заводил историю болезни. Писал в ней, например, что у больного в голове все время играет музыка или слышатся человеческие голоса. Глюки, словом. Или хочет вылететь птичкой в окно… Для пущей верности мог и в больницу положить. Уразумел?
– Вроде бы, – кивнул Денис.
– Подходит время призываться, а у парня на руках, считай, белый билет – ведь шизиков в армию не берут. Таким макаром и Бабухин хотел проскочить. Но вдруг – бац! Медкомиссия послала на обследование. Причем к таким зубрам, которые на своей психиатрии пуд соли съели. Короче, как Лютик ни мухлевал, как ни старался изобразить чокнутого, разоблачили.
– Но почему послали на проверку именно его?
– Не только его. Всех, кому раньше тот психиатр поставил диагноз… Я понимаю так, что на него кто-то настучал, – пояснил Сусликов. – Ну, врач схлопотал десятку с конфискацией, а его клиенты различные сроки. Бабухин, насколько я помню, два года…
– А за что его отправили на строгий режим? Два года, какой это срок?!
– Черт его знает. Я сам удивился, когда прочитал приговор. Даже обратил внимание прокурора по надзору. Тот обещал разобраться, да так ничего и не сделал. Видать, просто забыл. И попал Лютик из огня да в полымя.
– Странная кличка, – заметил оперуполномоченный.
– А он и впрямь походил на цветочек: застенчивый, как девица. – Савелий Фомич плотоядно хихикнул. – Ну и чуть ли не в первый день на него надели юбку… Знаешь, что это такое у зэков?
– Да, – кивнул Денис, – изнасиловали…
– Здорово навалился на Бабухина Хлыст. Сидел за убийство. Причем убил свою же любовницу и съел.
– Съел? – переспросил ошарашенно Акатов.
– За милую душу! Главное, замариновал мясо, пригласил дружков и накормил шашлыком из человечины. – Видя, что лейтенанту не по себе, Сусликов усмехнулся. – Ты, брат, только начинаешь службу. Такого еще насмотришься!..
– Кое-что уже видел, – бодрился Денис.
– Ну а в нашей колонии народ совсем отпетый. Один, к примеру, застал у занозы[4] любовника, схватил ее годовалого ребеночка и выбросил в окно на снег… Ребенок обморозился, ампутировали обе ножки.
– Ну и что же Бабухин? – направлял в нужное русло разговор Акатов.
– Что… – хмыкнул Савелий Фомич. – Мастевые[5] в колонии – самый отброс, можно сказать. Их и за людей не считают. Измываются
Заноза – любовница (
Мастевой – пассивный гомосексуалист (
