только ствол, удивительным образом не захотев притронуться к укутанной рыхлым серым пеплом сумрака хвое. Поражающая своей контрастностью картина: вырастающие прямо из земли яркие языки пламени в центре и темное бесформенное призрачное нечто вокруг. Это стоит увидеть. Среди этого великолепия стоит оказаться.
Ночь. Массы чуждых звуков вырываются после дневного заточения наружу. Треск дров приглушает их, но стоит задуматься, засмотреться на угасающие язычки, упустить момент и какофония потустороннего мира охватывает твое естество, пробуждая первобытный страх. Вот с жутким скрежетом, словно под огромной ногой великана, оторвалась и рухнула где-то неподалеку, заставив с опаской оглянуться, отжившая свой век большущая ветка, увлекая за собой мелкий сушняк. Вот тяжелые шаги пыхтящего ежа, снующего совсем рядом в поисках пищи, однако, не позволяющего себе выйти из-под прикрытия темноты. Пронзительный крик совы, выискивающей своим зорким взглядом притаившихся мышей. Теплый весенний ветерок дохнул и бесследно рассеялся среди пушистых лап. Вздрогнули и лениво шевельнулись кроны высоких сосен на фоне неподвижных холодных звезд, подобно задумчивой красавице перед старым зеркальцем, что, сидя на лавке в хате с низким потолком при свете лучины, проходит резным гребешком по черной волне волос. Сухие шишки тысячами деревянных киянок вразнобой застучали по сучкам. Мириады желтых иголок едва уловимым шорохом мягко улеглись и слились с узором колючего ковра. Как порох, чуть коснувшись мерцающих угольков, вспыхнула высохшая сосенка. Засветились глаза лисицы в молодом ельнике. Затряслись, заплясали над головой посеревшие пышные ветки. Вспорхнула ночная птица. Засуетился, засопел неожиданно оказавшийся в круге света еж, неуклюже завертелся на месте. Спасаясь, затопал своими кривыми лапами, развернулся и исчез, поглощенный тьмой. Туда же вслед за ним, растворяясь в отступившей темноте, медленно отошел и страх.
Туман на дороге заставляет напрячься, сконцентрироваться. Это недруг. Особенно когда плотный. Устаешь от движения на второй – третьей передаче. Время растягивается, усталость накапливается. Стараешься поймать асфальт, найти оптимальный свет. В лесу все по-другому. Размытые формы, призрачные силуэты рождают ощущение иной реальности, где нет ничего абсолютного, где все мягко и бесформенно, где ты – творец окружающего тебя мира – волен лепить все, что заблагорассудится. Это дерево? Может в ясную погоду оно и так, но сейчас перед тобой не что иное, как мельница с огромными крыльями, ждущая своего Дон Кихота. А это? Три поваленные прошлогодней бурей сосны? Нет! Бездыханное тело дракона, поверженного былинным богатырем, и три длинные шеи, которые когда-то венчали огромные головы, низвергающие пламя и наводящие ужас. Озеро? Пригорок? Просека? Поляна? Ну что вы! Ты – творец. Все что хочешь, что увидишь, что представишь… Шлёп! Шлеп-Шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп! Туман, словно прозрачный серый пух, застревает между зелеными иголками, оседает на них крупными каплями и вниз. Как неумелый радист, торопясь,
