дознаватерь поработал уже. Наш дознаватерь опытный, дело знает. По всему выходит, история ясная. Я увериться только хочу. Вас нахваливал кой-кто с северного побережья. Мы прослышали про это.
Танна отделяет каждую фразу кивком, и тогда её верхний подбородок тонет в складке нижнего, а в оттянутых мочках ушей танцуют костяные серьги. Светлые волосы блестят, смазанные жиром. Подле престольца торчат из пола две длинные рукояти. Я могу лишь гадать, какие машины они приводят в действие – быть может, одна открывает подвальный люк как раз в том месте, где мы стоим, а вторая впускает в подвал скальных гроблинов.
– Тебе нужно узнать, кто выпустил сирен. На ком вина в гибели людей. Из-за кого в торговле ущерб. Это тот, на кого указал дознаватерь, или не тот. Что ты скажешь?
Я ловлю себя на том, что киваю вслед за танной. Она, ясное дело, смотрит только на Хрыча, принимая его за хмуря, зато на меня с негодованием глядит один из стражников у престольца. Верно, подумал, что я передразниваю его хозяйку.
– Ты просто назови его, – говорит танна, и её большие ладони с силой охватывают подлокотники престольца, – ничего делать не надо. Только назови его. Хочу знать, одно вы скажете с дознаватерем или нет.
Хрыч, который явственно умаялся топтаться у престольца, открывает рот, чтобы наконец задать вопросы, но танна, угадав его намерение, указывает подбородком на человека, стоящего у неприметной дверки справа от нас:
– Всё расскажет Зануд. Всё, что надо знать. Его спрашивай. Потом ходи, с людьми говори. Потом ответишь мне, кто сделал зло.
Зануд, лысеющий человечек в одежде со слишком короткими для него рукавами и штанинами, оказался сообразительнее танны. Сначала велел устроить нас в дальних комнатах длинного дома и накрыть на стол, а потом уже, под наше жадное чавканье и хруст заячьих косточек, принялся говорить.
– В заливе плавала клетка, – бубнит он, катая между пальцев брусничину, – в клетке жили пойматые сирены. Они, значит, воняли чем-то ихним, морским и бабским, и на энтот запах к заливу тянулась всякая рыбина, и оршики клыкастые, и скотокрабы. В общем, от чего прибыток есть – то само к берегу плыло, только ловить поспевай.
Хрыч сыто отдувается и тянется к горшку с густым рыбным супом за второй порцией добавки. Ему как-то удается одновременно жевать и удерживать на лице выражение сосредоточенного внимания.
– Энто наша танна придумала, да будет дух моря к ней милостив. Оно конечно, сирен изловить было трудно, они ж море знают лучше нашего, даже, говорят, отливы угадывать умеют. Словом, пока мы их ловили, двое рыбалок рук-ног лишились, и еще один – разума, хотя, сказать по правде, разума-то у него небогато было… Зато после этого мы горя не знали, вот с самой осени: на мелкой воде-то сирены могут орать сколько захочется, другие из глубины не услышат их воплей. Словом, всё шло хорошо, пока энтот умник не открыл клетку и не выпустил сирен невесть на кой мрак!
– М-м-мыг, – подняв голову от миски, Хрыч пытается состроить сочувствующую гримасу.
В
