встань на колени, – сказала Аня.
Вместо этого Дэви подошел и спрятал лицо у нее на груди.
– Аня, – произнес он придушенным голосом, – я все равно не могу молиться. Я уже неделю как не могу. Я… я не молился ни вчера, ни позавчера.
– Почему, Дэви? – с участием спросила Аня.
– Ты… ты не разозлишься, если я скажу? – пробормотал он умоляюще.
Аня посадила маленькую фигурку в серой фланели к себе на колени и прижала к своему плечу кудрявую голову Дэви.
– Разве я злюсь когда-нибудь, Дэви, если ты мне в чем-то признаешься?
– Не-е-ет, никогда. Но ты делаешься грустная, а это еще хуже. И ты станешь ужасно грустная, когда я тебе скажу… и тебе, наверное, будет стыдно за меня.
– Ты сделал что-то нехорошее, Дэви, и поэтому не можешь молиться?
– Нет, я ничего плохого не сделал – пока. Но хочу сделать.
– Что же ты хочешь сделать, Дэви?
– Я… я хочу сказать плохое слово, – выпалил Дэви, сделав над собой усилие. – На прошлой неделе я слышал, как его сказал батрак мистера Харрисона, и с тех пор я все время хочу его сказать… даже когда читаю молитву.
– Тогда скажи его, Дэви.
Дэви в изумлении поднял лицо с пылающими щеками.
– Но, Аня, это ужасно плохое слово!
– Скажи его!
Дэви снова недоверчиво взглянул на нее, а затем тихонько выговорил отвратительное ругательство. В следующее мгновение он прижался лицом к ее лицу.
– Ох, Аня, я никогда больше его не скажу – никогда! Мне никогда больше не захочется его сказать. Я знал, что оно плохое, но не думал, что оно такое… такое… я не думал, что оно такое.
– Да, я думаю, Дэви, что тебе никогда не захочется произнести его – ни вслух, ни мысленно. И на твоем месте я не стала бы общаться с батраком мистера Харрисона.
– Он умеет издавать такой потрясный боевой клич, – заметил Дэви с некоторым сожалением в голосе.
– Но ведь ты же не хочешь, чтобы твои мысли были полны плохих слов, правда, Дэви? Слов, которые отравляют эти мысли и изгоняют из них все хорошее и присущее настоящему мужчине?
– Не хочу, – сказал Дэви с остановившимся взглядом человека, погруженного в самоанализ.
– Тогда не общайся с теми людьми, которые употребляют эти слова… А теперь какое у тебя ощущение, Дэви, ты можешь прочесть молитву?
– Да, – кивнул Дэви, с готовностью соскользнув на пол и опускаясь на колени, – теперь я ее запросто могу прочесть. И теперь я не боюсь произносить «А если смерть во сне придет»[30], как боялся раньше, когда хотел сказать то слово.
Вероятно, в ту ночь Аня и Диана смогли полностью излить друг другу душу, но никаких записей о сделанных признаниях не сохранилось. А за завтраком обе они были такими свежими и ясноглазыми, какими, отдав несколько ночных часов веселью и признаниям, могут
Строчка из английской детской молитвы. («А если смерть во сне придет, пусть добрый Господь мою душу возьмет».)
