style="font-size:15px;"> – А рюкзак?
– Вот мне еще про чужой рюкзак думать, – пожала плечами Маврокордато. – И так голова кругом. Триста человек на ней висят, каждую секунду.
Триста человек, даже учитывая перманентную автобусную загруженность, были явным преувеличением. Как и пять десятков китайцев с сотней чемоданов. Вот такой женщиной была Анна Николаевна – щедрой на цифирь и не в меру широкой, масштаб – 1:5.
– Но его же нет, рюкзака. А на Нерчинской был, как вы утверждаете.
– Был.
– А на Восстания?
– А на Восстания толпа была. Не до рюкзака.
– А на Гостинке – китайцы.
– Именно.
– И никто не выходил с чем-то похожим?
– Может, и выходил. Через заднюю дверь, когда я возле передней колготилась. Или наоборот – через среднюю. Центр города. Давка. Вынесло общим потоком – и поминай как звали.
Дохлый номер – выяснять подробности бытия переполненного автобуса, – подумал Брагин. Но, на всякий случай, спросил:
– Может, видели, кто сидел рядом с потерпевшей?
– Берет махровый красный сидела, – после недолгого молчания отозвалась Маврокордато. – Как на «Петроградской» вползла, так сразу рядом и плюхнулась. Она и обнаружила…
Красный берет принадлежал гражданке Жарких и в данный момент интересовал Брагина меньше всего.
– А до берета? Кто еще?
– Чего полегче спросите… – затянула старую песню кондукторша, но тут же перебила сама себя: – Еще парень был. Странный.
– Почему вы так решили? Он необычно выглядел? Вел себя?
– Да нет. Выглядел – как все они сейчас выглядят. Музыка в ушах. Шапка на затылок свисает, будто в нее дерьма навалили… Уж простите, но по-другому не скажешь… Бороденка опять же дурацкая. Он билет слопал – вот и вся странность.
– Билет? – удивился Брагин.
– Ну да. Получил билет, пошарил по нему глазами – и сожрал.
– Зачем?
– Может, на счастье. Сами никогда не ели? – подмигнула Брагину кондукторша.
Еще как ел! Лет двадцать назад, когда был отчаянно влюблен в Элку Гусарову с филфака и только и мечтал о том, чтобы затащить ее в постель. Даже если до этого придется затащить ее в ЗАГС. На просто связь целомудренная Элка не соглашалась, хотя к Брагину относилась благосклонно. Не то чтобы голоштанный Брагин был завидным женихом, но он был шансом. Для Элки, приехавшей из Апатитов (Гепатитов, как она, страдальчески морщась, именовала свою малую родину); и для других – не таких красивых и совсем не таких целомудренных. Из Пскова, Новгорода, Опочки и даже из невесть как затесавшегося в эти бледные северные когорты казахского Темиртау.
Все они были пришлыми; все они были перышками, что скользят по ветру, по свинцовым питерским водам и забиваются в растрескавшиеся камни набережных. А Брагин, напротив, проходил по ведомству коренных петербуржцев. С квартирой в старом
