в цепях, окруженный оленем, морским хлыстом и жар-птицей. Позади него виднелись горы, а еще дорога и арка. Арка давно разрушилась, но я думала, что эти руины можно найти в Двух Столбах, неподалеку от поселения, где родились мы с Малом. По крайней мере, я надеялась на это. Сегодня во мне было меньше уверенности, что Илья Морозов и Санкт-Илья – один человек. Я больше не могла читать копии «Истории Святых». Они лежали заплесневелой стопкой в дальнем углу, больше напоминая детские сказки, которые вышли из моды, чем предзнаменования некой великой судьбы.
Давид снова ухватился за часы, положил на место, опять потянулся, попутно опрокинув пузырек с чернилами и водрузив его на место дрожащими пальцами.
– Да что с тобой сегодня такое? – не выдержала я.
– Ничего, – резко ответил Давид.
Я уставилась на него.
– У тебя губа кровоточит.
Парень вытер ее рукой, но кровь снова выступила. Должно быть, он прокусил ее.
– Давид…
Он стукнул костяшками пальцев по столу, и я чуть не подпрыгнула. За мной стояли два стража. Пунктуальные и устрашающие, как всегда.
– Вот, – сказал Давид, вручая мне маленькую жестянку. Прежде чем я успела ее забрать, страж выхватил ее из рук.
– Что вы делаете? – сердито поинтересовалась я. Хотя и так знала. Ничто не передавалось между мной и другими гришами без тщательного осмотра. Для моей же безопасности, разумеется.
Святой страж меня проигнорировал. Пробежался пальцами по верху и дну жестянки, открыл ее, понюхал содержимое, изучил крышку, затем закрыл и молча вручил мне. Я вырвала жестянку из его хватки.
– Спасибо, – сухо сказала я. – И тебе, Давид.
Тот уже вернулся к своему журналу, делая вид, будто с головой ушел в чтение. Но перо сжимал так крепко, что оно едва не ломалось.
Женя ждала меня в котельной – просторной, почти идеально круглой пещере, которая обеспечивала пищей всех в Белом соборе. В вогнутых стенах было устроено множество очагов – напоминание о древнем прошлом Равки – которые, как любили жаловаться повара, были далеко не такими практичными, как духовки и кафельные печи наверху. Для крупной дичи изготовили большие вертела, но в руки поваров редко попадало свежее мясо. Вместо него подавали солонину, рагу из корнеплодов и странный хлеб, изготовленный из серой муки грубого помола, который на вкус смутно напоминал вишню.
Повара почти привыкли к Жене, ну или, по крайней мере, уже не кривились и не начинали молиться при ее виде. Я обнаружила ее греющейся у очага у дальней стены котельной. Он стал нашим местом встречи, и повара каждый день оставляли там мисочку с овсянкой или супом. Когда я подошла со своим вооруженным эскортом, Женя откинула платок, и моя стража застыла. Девушка закатила единственный глаз и по-кошачьи зашипела. Те отпрянули и ретировались ко входу на кухню.
– Перебор? – поинтересовалась
