Клент. – Ну-ка подними лицо, благородная дама.
Он вытер ржавчину с Мошкиных щек, поправил накидку, чтобы скрыть пятна грязи, и сказал со вздохом:
– Тут я бессилен. Будем надеяться, что добрые жители Суровой Качели не примут тебя за лесного духа, пришедшего кусать детей за нос.
– Мы идем в Суровую Качель?
– Да. Все будут думать, что мы идем в Высокий Клин, где пересекаются главные дороги, а оттуда – в столицу или Пинкастер. Никто не догадается, что мы идем в портовый город.
– Так мы что – поплывем на лодке?
Клент ничего не ответил.
Река вывела путников из леса, и они зашагали по травянистому склону, уставленному стогами сена. Поперек склона были выдолблены широкие уступы, чтобы было удобнее обрабатывать землю. Со стороны казалось, что по холму прошлись гигантскими граблями.
Мошка завороженно смотрела на крестьян в кожаных жилетах, свободных рубахах и широкополых шляпах с пряжками. Все женщины носили простые платья из грубой материи, куда свободнее, чем одежда Мошки. На головах красовались белые чепцы, поверх них – широкие соломенные шляпы, завязанные разноцветными лентами на подбородке. Мошка же, как и все чогские девушки, носила плотно прилегающий капюшон из вощеной парусины, пахший прогорклым жиром, но защищавший от воды. Ей казалось странным надевать сразу два головных убора, но, судя по тому, как ей вслед хихикали местные девушки, ее одежда тоже вызывала у них недоумение.
Еще до того, как Суровая Качель представала взору путника, на него обрушивался звук: ветер, несущийся с бешеной скоростью через ущелье, завывал как хор безумных йодлеров. К вою примешивался зловещий грохот, будто обвал в горах.
Вскоре холмы расступились, и Мошка увидела, что речка, которую чогцы считали настоящей рекой, оказалась лишь малым притоком настоящей реки. Это был не пенный ручей, бегущий по каменистому руслу. Это был глубокий и широкий водный поток с мощным, стремительным течением. Река Слай.
На дальнем берегу реки Слай раскинулась Суровая Качель. Сады и крыши пестрели, точно карнавальный балаган. Большая часть города лежала напротив грандиозного двухъярусного моста, от которого шла главная улица, с магазинами, тавернами и прочими заведениями. Меж крылечек, балконов, окон и крыш протянулись веревочные и деревянные лестницы. Повсюду были развешаны разноцветные ткани, полоскавшиеся на ветру, как паруса, – оранжевые, нежно-розовые, небесно-голубые, изжелта-зеленые. Мошка впервые видела настоящий город. От размаха, пестрых красок, водоворота жизни и всяких удивительных штук у нее закружилась голова.
Над рекой кружились чайки, точно чаинки в чашке. Они парили над каждой лодкой и пронзительно кричали, словно требуя чего-то. Если носильщик, идущий по палубе, ронял еду, чайки мигом набрасывались на добычу. На каждой крыше красовались яркие вертушки, свистки в виде птиц и куклы с колокольчиками. Наверное, они должны были отпугивать чаек.
А сами лодки! Сурового
