из нас действительно покинул этот бар.
Мою куртку, аккуратно сложенную, принес и протянул мне один из героических сотрудников «Лебедя». Да познает он долгие годы процветания.
Кто после Пенни? Это была… дайте-ка вспомнить… все равно не припоминаю ее имени. Она была – или представлялась – дизайнером. Буйно вьющиеся каштановые волосы. Сияющая. Привлекательная. Тридцать три, выглядела на тридцать восемь. Когда тебе двадцать девять, ты старик. Кстати, я чувствовал себя на все восемьдесят.
– Тебе нравятся деревья?
Вот и все, что я ей сказал. Потом она говорила мне, что мой вопрос заворожил ее. Она сообразила, к чему я клоню, намного быстрее, чем любая другая. Но все равно не вовремя. Я провел с ней мучительный день однажды в воскресенье, дожидаясь ночи. Она приготовила ужин. Курицу. И пригласила четверых своих братьев. Потом я узнал, что это происходит каждое воскресенье. В тот раз я решил, что это сделано в мою честь.
Я никогда не был любителем травки. Понимаете ли, я был пьяницей. Но в тот день я оказался на мели, так что поневоле выс-с-с-сосал столько этого дерьма, сколько смог. Единственное, на что оказалась способна травка – это помочь моей и без того выдающейся паранойе разрастись до международных масштабов. Я думал, что эти четыре братца отымеют меня в зад в качестве десерта, а затем забьют до смерти своими белыми кулаками. Я был на приходе. Курица, когда она наконец появилась на столе, была похожа на некое расчлененное дикое животное, слишком долго пролежавшее в саванне. Иисусе, как она меня напугала! Моему одурманенному разуму казалось, что она еще дышит. Мстительный, пышущий ненавистью остов. Слава богу, кто-то принес бутылку красного вина. Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не метнуться через стол и не припасть к ее горлышку. Один бокал мне все же достался.
У нее еще хватило наглости отпускать намеки насчет того, насколько много я выпил! И это будет говорить мне девица, которая курит дурь? Потом пришлось ждать, пока вся эта смехотворная братско-сестринская тягомотина себя не исчерпает, прежде чем мне было позволено пробраться в ее спальню, а затем и в трусики.
Страх и паранойя, которые мне пришлось терпеть в тот день, были горючим для каждого из последовавших толчков тазом. Кинжал, расширяющий уже имеющуюся рану. Просто действие, которое обязательно требовалось для того, чтобы сделать ей больно потом.
На следующее утро, благодарный за отсутствие похмелья, я чувствовал себя относительно свежим. Даже, уходя, прихватил кусок курицы.
Больше никогда ее не видел.
Следующая? Кэтрин только что рассталась со своим бойфрендом, с которым жила вместе, и у нее был маленький сын. Я надеялся в этом случае превзойти самого себя. У нее были кое-какие проблемы. Эмоциональные проблемы. Имела место попытка самоубийства. Я навострил уши.
Я услышал: убей меня. Если бы я достаточно сильно ранил эту женщину, я мог бы подтолкнуть ее через край – к самоубийству. Я помог бы ей
