взывая к правосудию. Власти чувствовали, что их надули, но оказались связанными по рукам и ногам. Выходило, что заключенный публично признался: напечатанное – его слова, но при этом он стал «жертвой кражи и политической компрометации». Как на грех, нашлись свидетели среди заключенных и надзирателей, которые подтвердили: задолго до выхода записей в свет, он свирепствовал, проклинал воров и разве что не плакал.
Для Мирзоева дело кончилось ничем. В Таджикистан не отправили, но и не помиловали. Жизнь его матери тоже не изменилась. Пресса помусолила скандальную ситуацию и переключилась на другие темы. Следственные структуры, изучив каждую запятую в инциденте, с неохотой закрыли дело. Тиражи «Точки зрения» подскочили до небес, обогнав позеленевшего от зависти «Дельца». А Евгению Мельникову приняли в штат к удивлению сотрудников, которые недоумевали, с чего Петушков взял под крылышко неоперившегося птенца, едва защитившего диплом. Что касается Жени, то она была на седьмом небе от счастья. И, паря в облаках, думать забыла о пророчестве Анзурат Акобировны.
Петушков знал, что Женя буквально бредит экономическими расследованиями. Об этом она сама сразу рассказала, едва пришла в себя от счастья, что принята в штат. Но у него наметился стратегический план, согласно которому новую сотрудницу сперва следовало «обстругать», научить осмотрительности и привить мысль, что права на ошибку в их деле – как и у врачей – нет.
Кроме того, определив в отдел экономики, он отдал бы девочку во власть Мазуркевич. Та учует блестящий, хотя пока не ограненный талант, и сделает все возможное, чтобы крепко насолить. Хитрая лиса, понимающая, что ее время на исходе, совьет клубок интриг, в котором концов не сыщешь, и повесит все на новенькую. И ту придется уволить, иначе старая ведьма поднимет вой, на который сбегутся учредители. А уж это совсем лишнее. Выкуривать Мазуркевич надо незаметно, параллельно натаскивая Мельникову как профессионала.
Поэтому Петушков закрепил Женю за политредакцией. И через Семена Колесникова – молодого смекалистого завотделом – контролировал ситуацию. У того был дар понимать истинное положение вещей и держать язык за зубами. Сообразив, что Петушков строит далеко идущие планы на Женю, он принял как данность, что ее нахождение под его началом – проформа. Спустя пару месяцев его догадки подтвердилась: Женя упросила Николая Максимовича «посадить поближе к ребятам из экономики». И босс, под видом нехватки помещений, переселил в кабинет на восьмом этаже. «Возможно, оно к лучшему, – рассуждал Петушков. – Пусть держит руку на пульсе. А когда придет время попрощаться с Полиной, быстро войдет в курс дела. Да и с сотрудниками контакт будет налажен».
Разумеется, никто из них понятия не имел о замыслах Петушкова. Мазуркевич и Женя втихую ненавидели друг друга, хотя работали в разных отделах и поводов для разногласий как будто не было. Женя с детства находила общий язык со всеми, поэтому недоумевала, с чего старая карга взъелась на нее. Мегера не могла прознать о мечтах занять ее должность – вслух заветные фантазии Женя не озвучивала. В конце концов, она прекратила ломать над
