прорасти, слиться воедино… А потом … этот экстаз! Он и есть подтверждением того, что любовь есть высшая из добродетелей, цель и смысл жизни. Живя здесь, мы исполняем волю всевышнего, а также – ублажаем нашего господина Черного упыря. Отринув от внешней суеты, от предрассудков, чтобы любить – неистово, открыто, без остатка. Мы словно пчелы, ищущие свои цветы, чтобы собрать нектар. Это братья. А вы, сестры – и есть этими самыми цветами. И какая радость, когда на нашем лугу произрастает новый бутон! Так бы и вонзил в него свой хоботок… Но…
Я просто физически ощутила, как его взгляд и мысли ринулись ко мне, сердце мое забилось, горло сдавил спазм.
«Вот ведь мастер запудривать мозги, – подумала я, – как же ловко он оправдывает свои мерзкие деяния! И что же, для них здесь главное – совокупления? Обитель порока, вот куда я попала. И что они все время говорят о каком-то Черном упыре? Эта сущность что, и вправду существует? Или же – просто символ, некий фетиш, обожествляемый идол, истукан, образ?»
Дальше все было как обычно. И даже Холена не удостоила меня испепеляющего взгляда, решив, наверное, что ее стебель будет покрепче моего, а бутон – слаще для лорда Приска. Я бы тоже этого хотела, вот только что будет потом?
Ее сорочки я расшила настолько красиво, что сестры просто выхватывали у меня работы из рук, чтобы получше рассмотреть. И хоть я вышивала только розы, но каждый раз придавала им иные формы и расцветки, так что казалось, что это новый узор. Но, приглядевшись, Холена не могла придраться – повсюду были только ее любимые цветы.
Чтобы не смущать женщин, панталоны после работы я забирала с собой и трудилась над ними по ночам, решив как можно лучше угодить главной. Я даже сделала мережку, разбросав между ее полосами крохотные бутончики роз. И когда Холена взяла в руки этот шедевр, ее взгляд наполнился теплотой и восхищением.
– Да ты мастерица! – осматривала она мою работу. – Думаю, из тебя получится хорошая сестра, после того как… Ну ладно, посмотрим, настолько оценит меня в них лорд.
Время родов стремительно приближалось, за неделю мои ноги начали отекать, и по утрам я еле-еле выковыливала на площадь.
В тот день я была последней. Кряхтя и кривясь от боли, я вышла на улицу и ухватилась за колонну, ожидая, что на меня набросятся стражи. Я внутренне дрожала, перед глазами мельтешили мушки, а поясница ныла.
Внезапно острая боль разорвала нутро, и непроизвольный возглас вырвался из моих губ.
– Ааааа!!! – закричала я, обеими руками хватаясь за живот и падая коленями на холодный мрамор плитки. – Больно…
В этот момент мне было все равно, что со мною будут делать дальше, потому что и так уже страдала неимоверно. Задыхаясь, я кусала губы, не замечая, что происходит вокруг. Но вдруг боль прошла, дышать стало легче. Несмело оглянувшись, я увидела, что в мою сторону идут две женщины.
– Пошли, сестра Виургия, – сказала одна из них, поднимая меня под локоть. – Время пришло.
– Какое время? Я не хотела!
