и подозрение, чувствовали себя все одинаково, но вели по-разному, конфликты были постоянно, либо дрались, либо следили за каждым шагом друг друга. Сам Питер вконец спятил, забился в угол, постоянно молчал, его почти всегда трясло, он не ел, не пил. Хоть между всеми и была вражда, было ясно: он замкнулся в себе. Через короткое время мы нашли его с перерезанными венами – теперь осталось нас трое, и каждый все больше погружался в страх. Я перестал узнавать Адама, как и Маркуса, и все вело к тому, что-либо мы перегрызем друг друга, либо закончим как Питер. Самое ужасное – что, когда находишься взаперти, бежать некуда, счет времени совсем потерян. И я не выдержал, не смог так больше. Собрал все возможные продовольственные припасы в комнате, принес еще несколько вещей, книги, фонарик – в общем, все, что могло так или иначе пригодиться. И попросил Адама, чтобы он запер меня, заварил дверь в моей комнате, поскольку больше я так не могу. Его удивление хоть как-то напомнило мне моего друга. Я знал, что это конец, выбраться будет невозможно, но лучше так, чем ждать, пока меня убьют во сне. Не будет ни страха, ни паранойи, ни боли. Гораздо приятнее и легче свыкнуться со смертью, когда сам выбрал ее. И он сделал это, Маркус ему даже не помог».
Запись 21
Я сложил листки обратно в конверт и положил туда, откуда взял: пусть их найдет тот, кому будет действительно это важно, так я себя убеждаю игнорировать эмоции. Но кое-что я подчеркнул из этого: Юрий написал про некого убийцу, что появился до всего этого, и наверняка про него я узнал из кабинета Оливии, и снова появилось имя Маркуса, что не может быть простым совпадением. Возможно, это связано с культом любви Сары Айрис, но это слишком сложно, на мой взгляд, и почему-то мне кажется, что чем больше я узнаю про события, происходившие здесь, тем больше меня это отдаляет от поисков брата и заставляет думать не о тех вещах, что нужны сейчас.
Надо идти: прошлое осталось в прошлом, насколько бы печально оно ни было. Пройдя дальше по коридору, дошел до перекрестка, свернул налево – темный коридор, лучше использовать фонарик, как я все-таки рад, что он есть. Не спеша шагая вперед сквозь темноту, я прислушивался ко всему вокруг, но в такой момент ненароком представляешь кого-то из выживших, что потеряли связь с реальным миром, подвергая вынужденному выживанию. От этих мыслей резко развернулся, но там никого, разумеется, не было, лишь пустота. Надо собраться, держать себя в руках и помнить, что еще есть шанс встретить адекватных людей. Впереди находится еще один медицинский центр, точнее «восстановительная медицина». Двери туда были в ужасном состоянии: кто-то очень не хотел, чтобы они закрывались. Вместо палат и коек вдоль стен стоят капсулы, два метра в высоту, наполовину выступающие из стен. Полукруглые стеклянные крышки, половина из которых разбита, и осколки разбросаны по всему полу. В середине стоит круглая стойка управления капсулами со сквозным проходом. Некоторые закрытые капсулы изнутри все залиты кровью, и, благодаря полному освещению,
