гольфы, знак привилегированного статуса. Пирс, Куксон, Эсме, Шарлотта, Лара. И рядом с Ларой – Генри де Варленкур. Я поймала себя на том, что уставилась ему в затылок, изучаю завиток уха, и как блестят коротко подстриженные светлые волосы ближе к шее, а длинные и еще более золотистые кудри короной окружают макушку. Было тепло, но меня пробила дрожь. Трудно было поверить, что мне предстоят выходные в его доме.
Вдруг наступила странная тишина. Аббат с кафедры смотрел прямо на меня, его приятная физиономия выражала снисходительное недоумение.
– Вы не удостаиваете нас вниманием, мисс Макдональд?
Щеки вспыхнули: вся школа обернулась поглазеть на меня, даже Средневековцы. Глядели они довольно-таки высокомерно, за исключением Генри, который загадочно мне улыбнулся, отчего мое сердце затрепетало.
– Как я говорил, – загромыхал аббат, педалируя звук, незлобно посмеиваясь надо мной. Он подтолкнул очки выше к переносице и зачитал отрывок из жития, которое покоилось перед ним на старинном лектории. Я сосредоточенно слушала, хотя могла бы повторить этот отрывок наизусть: – «Благословенный святой, когда выжлецы подбежали совсем близко, дотронулся рукой до оленя и сделал его невидимым. Таким манером выжлецы, ничего не заметив, пробежали мимо и не коснулись зверя ни единым зубом, после чего Айдан вновь сделал оленя видимым для человеков, и шерсть его, и рога стали зримы, и олень отправился своим путем с миром».
Из часовни я вышла с полной уверенностью, что аббат знает, чем я буду заниматься в выходные, и специально ко мне обращал свою проповедь.
Когда я приплелась после мессы в комнату, у меня в желудке словно акробаты кувыркались. Из окна я наблюдала, как яркие дорогие автомобили прибывают на подъездную дорожку и снова отправляются в путь: родители забирали своих крошек, а из окон с завистью смотрели на них бедолаги, остававшиеся на выходные в школе. Те, у кого родители жили в других странах (таких было множество), служили в армии (тоже немало) и отпрыски иноземных королей (два-три). Я оказалась в числе счастливчиков, мне выпали великолепные выходные, и дело оставалось только одно: уложить вещи. Я уже было упаковалась, когда собиралась к тете Карен, но с тех пор разобрала свой чемодан, понимая, что наряды, предназначенные для Лидса, в Лонгкроссе не проканают. Вообще-то я понятия не имела, какая одежда приемлема в Лонгкроссе. Но помощь не заставила себя ждать.
Когда я поднялась по лестнице на свой этаж Лайтфута, меня уже дожидалась, сидя на подоконнике, Эсме Доусон.
Разделенные свинцовыми полосами ромбы окна отбрасывали пересекающиеся тени – Эсме как будто оказалась внутри сети. Она сидела в изящной позе и глядела в окно, словно позировала для фотосессии модного журнала. Наверняка специально так устроилась, чтобы я застала ее именно в таком виде.
Она изящно выпрямилась, когда я подошла к двери.
– Привет, – сказала она. – Формально мы друг другу не представлены. Я Эсме.
– Грир, – настороженно ответила я.
Она
