на кухню, гремит кофейничком, крышкой.
Квартирка так себе. Одиночество чувствуется, тоска, как ни странно. Какое-то разочарование появилось у меня, хотя и не понимаю пока, в чем дело.
– Ну, так и что же? – садится напротив, смотрит внимательно. – А почему уходить? Вы ведь правильно решили – и физиком, и писателем. У нас ведь просто писателям трудно. Настоящим писателям. Так что физика Вам и помогла бы. Вы ведь на третьем курсе уже?
– Да, на третьем. Но… Понимаете, я так и думал сначала, но теперь… Халтурить не могу, надо как следует учиться, по-настоящему, а для этого… Для этого всерьез надо браться. Я ведь в школе отличник был, а тут… Дело не в том, что не мог бы, а просто душа не лежит. Теперь-то и надо выбрать, потому что так дальше нельзя. Или то, или то. Рельсы, понимаете, рельсы. Если физика, то… Совместить вряд ли удастся у нас.
– Какие рельсы?
Понятно: сумбур у меня, словно нарыв прорвался. Не знаю, понимает ли она, но чувствую, что слишком много нужно сказать, меня распирает, я ее подавляю словоизвержением, а высказал пока что очень мало… Не понимает!
– Давайте вот что, – говорит она, когда я, опомнившись, останавливаюсь. – У вас есть уже что-нибудь написанное? Принесите. Только немного. И потом еще вопрос важный. Если уйдешь, – она вдруг переходит на «ты», – чем же зарабатывать будешь? Ты говоришь, у тебя никого нет, а сестра сама в тяжелом положении. Есть-то надо ведь, правда? Тут хоть стипендия и в будущем перспективы. А так что? Ты, по-моему, фотографией занимался? Я помню еще по школе…
– Очень люблю! У меня фотографии кое-какие есть, пейзажи могу принести тоже, если хотите.
Слава Богу, меня хватило на то, чтобы уйти не слишком поздно, освободить от себя, это была ведь первая исповедь, у меня все дрожало внутри.
На следующий день принес пару тетрадей дневника, рассказ «Чижик» все-таки и фотографии: пейзажи, Медвежья-Пустынь, весенний лес – когда один у костра ночевал как-то, рискуя встретиться с «лишенцами» (беглыми из мест заключения, лишенными гражданских прав), которых, как говорили, вокруг в лесу хватало…
Пашка Васильев «Чижик» одобрил в принципе – «за искренность», – но ясно же, что это так, пустяк. Но хоть это, другого пока что нет, пока дневник только.
Завтра-послезавтра можно звонить Нине Григорьевне. Фотографии ей, как будто, и на самом деле понравились.
Да, читал тут еще один свой рассказик, незаконченный, правда, тете своей – тете Грете – и двоюродной сестре Инне. Полный финиш.
– Я Паустовского недавно читала, – растерянно сказала тетя, – ну так ведь у него по-другому, не так, как у тебя. Я прямо не знаю, что и сказать. Не хочется тебя обижать, но…
А у меня такое ощущение, что воздуху не хватает. Может быть, я действительно сумасшедший? Они все нормальные, а сумасшедший именно я?…»
Финиш
Пойти действительно не к кому. С Ниной Григорьевной в сущности не получилось. Инстинктивно я понимал, что спасти
