дернул тонкими бровями. – Это на какую, извините, сумму? Миллион? Десять миллионов?
Локи задумался, не зная как ответить. Огрызнуться? Но этот ехидный его, считай, от верной пули спас – той, что между затылком и шейным позвонком.
– Миллион мне не осилить, но тысяч пятьдесят взял бы, если по-умному подойти. На пару лет бы хватило, а там и новое дельце бы подвернулось… И, простите, как мне к вам обращаться?
Тот, кто сидел за столом, словно не услышал. Задумался о чем-то о своем, даже голову в сторону отвернул. Подождал пару минут и только затем встрепенулся.
– Что? Как обращаться? Ну, скажем, «господин комиссар»…
Хорст не поверил. На полицейского комиссара этот человек ничем не походил. А какие еще бывают комиссары? Которые в России?
– …А по поводу вами сказанного, могу предложить вот что.
На стол легла чековая книжка. «Комиссар» достал ручку, снял колпачок.
– Давайте подсчитаем, Локенштейн. На суде вы получили бы никак не меньше трех лет и только потом смогли провернуть свое дело. Сейчас я выпишу чек на… Не будем мелочиться, на семьдесят тысяч марок…
Локи громко сглотнул.
– Это за четыре года вашей жизни.
Пальцы сами собой принялись загибаться. 1937, 1938…
– До конца 1941-го, – «Комиссар» еле заметно улыбнулся. – Но, может, и на бóльший срок. В общем, до самого конца войны.
Пальцы сковало льдом.
– А разве мы… Разве мы воюем?
Улыбка исчезла – словно тряпкой стерли. «Комиссар» наклонился вперед.
– Будем воевать, Локенштейн! Непременно будем! И это еще один аргумент. От мобилизации вы не укроетесь, брать станут всех, невзирая на справки, хуже, чем в 1918-м. Или окопы – или лагерь. А так вы будете на службе, неплохой и очень денежной.
Про будущую войну Локи и сам догадывался. Иначе, зачем столько оружия клепать? В селах, поговаривают, уже карточки на продовольствие вводят, скоро и в городах начнут. Если и в самом деле грянет, можно и в Вермахте устроиться, к кухне и складу поближе. Но это уж как повезет, а его везение, считай, кончилось.
Семьдесят тысяч? Да он и на половину согласен.
Ой!..
Проклятая спица вновь вонзилась в живот. Зачем половина? Эти штукари его бесплатно закопают – под ближайшим заборчиком. Так «быки» стукачей вербуют: сперва лупят смертным боем, потом денежкой перед носом трясут. А чем кончается? Хорошо, если просто на нож сядешь, без мучений.
«Комиссар» – умен дядька! – что-то почуял. Сунул руку в карман и – раз! Вот и знакомый монокль в глазу…
– Думаете, обманем? Не верь, не бойся, не проси, знаю! Я мог бы сказать, Локенштейн, что выбор у вас не слишком велик, но вам это и так известно. Лучше подумаем вместе…
Спица превратилась в раскаленную кочергу, но Хорст постарался не подать виду. Согласиться, может, и придется, но… Не сразу! И уважения больше, и что-то полезное услышать можно.
– Август Виттельсбах
