исчезновение нескольких, часть из них стояли на крыльце и, дымя сигарами, весело рассказывали друг другу какието байки; в моем поле зрения не было только одного человека – моего институтского друга, мы познакомились во время учебы, и он, за неимением своего жилья, бывало, находил приют в моем доме, ел мамины блинчики по утрам и спал в моей комнате под моим одеялом. После учебы он удачно устроился и широкими шагами поднялся по карьерной лестнице. Его не было в моем черном списке, он пришел на праздник со святым желанием искреннее поздравить меня. Находясь в командировке, он специально выкроил время и утренним рейсом прилетел на день рождения, предупредив заранее, что сделает для этого все возможное, но на сто процентов не обещает.
Я сделал глоток вина и собрался встать изза стола, как тут сидевший справа мой старший брат хлопнул меня по плечу и поднял бокал, собираясь сказать тост. Он говорил долго, вспоминал, желал, признавался в любви, в то время как в моей голове разворачивалась сцена, происходящая за стенкой, и кровь горячо приливала к вискам. Я представлял ее шею, плечи и шарики жемчужных бус, перекатывающиеся в чужих мужских руках. Я встал и пошел в ту же сторону, куда повернула она, – в банкетном зале было темно и тихо, я резко включил свет и увидел их вместе, они прижимались друг к другу, лямка ее платья сползла почти до локтя, волосы были взъерошены, а взгляд испуганный и виноватый. Я не знаю даже, изза чего я расстроился больше – изза измены жены или предательства лучшего друга, в совокупности эти факты привели меня в ярость, до сих пор мной не познанную.
Я развернулся и вышел вон, она побежала за мной, выкрикивая мое имя и поправляя лямку платья. На улице было морозно, я давил тонкую корочку льда праздничными лакированными ботинками с вытянутыми носами, она бежала за мной, неуклюже поскальзываясь и подхватывая руками подол платья, призывая меня остановиться и выслушать ее. Я остановился, ослабил душащий меня галстук и повернулся к ней – ее виноватые, мокрые от слез глаза были черными от размазанной косметики, но все еще такие же любимые, как раньше, они отражали лишь вину, но никакого взаимного чувства в них не было.
Моя ярость достигла своего апогея – я замахнулся и ударил ее со всей силы по лицу, не дав сказать ни слова, тем самым выразив всю глубину своего разочарования в ней.
От неожиданности и силы удара она упала на землю и схватилась за лицо руками, а я развернулся и пошел вперед, слыша, как сзади остановилась машина. Она села в нее, и машина с визгом колес умчалась вдаль, обогнав меня на дороге.
Больше мы не виделись. Она даже не забрала свои вещи, я собрал их и отвез ее матери, она охала и ахала, увидев меня, стыдясь поступка своей дочери, а после еще некоторое время звонила мне, чтобы узнать, как дела, бередя еще больше мои кровоточащие раны.
С ним мы тоже больше не встречались. Но я знаю, что они живут вместе, и это не дает мне покоя.
Миша перевел дух и снова достал сигарету из пачки, на этот раз тут же прикурив ее.
"А что тут такого страшного?
