встали, приняв вид благопристойных девушек. Сегодня был праздник Ирен, и она была обязана выйти к гостям…
Пока в нижнем зале грохотал джаз, двое гостей – молодых людей с бокалами – вышли в пустую оранжерею освежиться и поболтать. В свои примерно двадцать пять лет оба уже работали старшими клерками в National City Bank, быстро сделав там карьеру. Один из них, уже заметно разгоряченный, был крайне доволен собой:
– Еще несколько лет, и мы станем охренительно богатыми… Все растет, мой портфель акций уже стоит под сорок тысяч – только представь. Я набрал еще кредитов и взял на все деньги акции US Steel – говорят, этой осенью они взлетят еще втрое. А недавно взял в кредит новый «Понтиак», шестерку. Тачка – охренеть можно. Все пташки Бруклина открывают рот, когда видят, как я подъезжаю на ней к дому матери по субботам. Вот это жизнь… Не понимаю, зачем вообще на хрен жениться, если каждую неделю в клубе можно задаром заводить себе новую куколку.
– Смотря на ком. Вон эта Ирен – чуть толстовата, конечно, и какая-то забитая, наверно, предки держат в строгости, но все это – мелочи и дело вкуса. Представляешь – ты утром входишь в блестящем халате в эту оранжерею и спокойно так писаешь, слушая гомон райских птичек, прямо в этот бассейн. А кто тебе может что запретить, если ты муж наследницы Гуггенхаймов?
Парни громко захохотали, заставив птиц на мгновение примолкнуть.
– А мой отец до сих пор горбатится на своей ферме в Оклахоме. Представляешь, пашет, как раб, четырнадцать часов в сутки, руки у него такие мозолистые, что о них можно сигару затушить – он ничего не почувствует. В свои сорок пять уже выглядит на шестьдесят. И имеет за это в год всего три штуки после всех счетов и налогов. А здесь, на Уолл-стрит, любой бомж может прийти с улицы, взять кредит и заработать на акциях столько же, не делая руками ничего… ну, или только кое-что, если у него нет подруги. Правда, с такими деньгами подруга быстро появится…
Парни снова захохотали, старый бурбон в их бокалах закончился, и они решили вернуться в зал, где их приятели, давно сняв пиджаки, в лоснящихся от пота крахмальных сорочках отплясывали, прижимая к себе девушек куда более вольно, чем в начале вечера.
Ирен думала, что ее попросят спуститься к веселящейся публике, но горничная проводила ее наверх, в бильярдную. В этой роскошной комнате с несколькими столами с зеленым сукном и шарами из слоновой кости самым примечательным был, пожалуй, потолок – с крупными золотыми пластинами в форме лепестков сказочного цветка. Стены обиты красноватой кожей ручной выделки, в конце комнаты висели два огромных персидских ковра – стародавний подарок деду от британской палаты лордов, где у него в молодости было немало друзей.
Даниэлу Гуггенхайму уже за семьдесят, он сильно сдал, с трудом передвигается. Сейчас он сидит в своем любимом кресле, вокруг него – сиятельное общество знаменитых банкиров. Старик чувствует, что его дни сочтены, и хочет представить любимую внучку высшему свету, заодно сделав широкий
